|
К счастью, эти подразделения оказались «безработными», не возникло потребности
в их развертывании.
Большое внимание уделялось обследованию и санитарной охране колодцев.
В пустыне Гоби мы впервые столкнулись с необычным для нас – «западников» –
явлением: от перегрева у нескольких танкодесантников случился солнечный удар. Я
уже рассказал, как была налажена защита от перегрева в дальнейшем.
К третьему дню операции картина системы этапного лечения и эвакуации по
назначению в соединениях Забайкальского фронта имела, прямо скажем,
неприглядный вид.
ФГБ находилась в исходном районе развертывания. Корпусные медицинские пункты
нередко находились в 80–90 км от линии фронта. Армейские госпитали остались в
Предхинганье. Причиной всему этому послужила нехватка горючего и раскисшие
дороги через горы. С выходом на Центральную Маньчжурскую равнину медицинская
служба в войсках была представлена штатными силами и средствами бригад корпусов
и передовыми группами армейского ГЛР.
Надо отметить, что и особой надобности в санитарной помощи войска не
испытывали. В Захинганье основная нагрузка выпала на долю
санитарно-эпидемиологических подразделений и частей, которые обследовали
территории, источники водоснабжения, захваченные японские продовольственные
запасы.
С выходом соединений танковой армии в район Лубэя в танках кончилось горючее.
Южнее этого города был оборудован полевой аэродром, на который
военно-транспортные самолеты доставляли в первую очередь дизтопливо.
Здесь сразу же развернули эвакоприемник. Медицинские группы сопровождения
частей и соединений доставляли сюда раненых и больных. Авиаторы обратным рейсом
эвакуировали последних во фронтовые госпитали.
В ходе дальнейшего наступления в юго-восточном направлении к Мукдену, Дайрену
и Порт-Артуру в походных порядках частей 5-го танкового и 9-го
механизированного гвардейских корпусов, как и до этого, находились все штатные
медицинские подразделения, а также большие медицинские группы армейских
госпиталей. Эти учреждения при потребности развертывали часть сил и средств,
принимали пострадавших, оказывали им помощь. Остальным составом продолжали
следовать за войсками.
Именно в этот период стремительного наступления объединений Забайкальского
фронта в глубь вражеской территории развернулись лишь некоторые армейские
госпитали и группы фронтовых госпиталей в Хайларе и Ван-Мяо.
К исходу операции на транспортных самолетах в Мукден и Дайрен были переброшены
два полевых госпиталя.
Практически медицинская служба армейского и фронтового масштаба за время
боевых действий оставалась в свернутом состоянии по причине малого количества
раненых и больных. С ними успешно справлялось низовое войсковое медицинское
звено.
В Москве
Сорок седьмой год. Продолжаю усиленную подготовку к сдаче экзаменов в академию.
Я хотел пойти учиться в бронетанковую, но на армию пришло всего четыре места,
которые забрало штабное начальство высокого ранга. Нам – низшему командному
звену – не досталось.
А уехать на учебу ох как хотелось. Батальона – сильной боевой единицы – не
существовало. Как известно, остались в парке, на деревянных подставках, одни
снятые с «Шерманов» башни с понуро опущенными к земле длинноствольными пушками.
Как увидишь эту картину – сердце обливается кровью. Были танки – и нет их.
Оказались свободными три места в Военную академию имени М.В. Фрунзе. Я решил
время не терять и написал рапорт о желании учиться в этом высшем учебном
заведении. Надо было уехать во что бы то ни стало.
В конце февраля – начале марта мы, три офицера, сдали предварительные экзамены
в Хабаровске и были зачислены абитуриентами «Фрунзевки». Основные экзамены
предстояло сдать в Москве – в июле – августе.
Мне и Николаю Радину предстояла дальняя дорога. Программа подготовки к
главному экзамену – в руках. День и ночь штудирую, готовлюсь, благо в батальоне
нет техники, а значит, и объемных по работе парковых дней, вождения и стрельб.
Боевая подготовка в батальоне еле «теплилась»: изучали уставы, несли караульную
службу, знакомились с политическими документами того времени. Это позволяло мне
больше времени расходовать на свое «самообразование».
В начале мая меня и Николая Волкова вызвал к себе командир корпуса гвардии
генерал-лейтенант Михаил Волков (отец Николая), который поставил, как говорится,
точки над «i», сказав: «Николаю и вам обязательно надо поступить в академию,
поскольку серьезная подготовка возможна только в ее стенах. Вам положены
отпуска: творческий и за этот год – очередной. Я распоряжусь, чтобы вы сдали
свои должности. После этого получите соответствующие отпускные документы и
собирайтесь в дорогу. Жить и готовиться к экзаменам будете на моей даче в
Останкино».
С этого дня я с Николаем-югославом стал собираться к отъезду. Через две недели
мы распрощались с друзьями и отбыли в отпуска, но не отдыхать, а напряженно
работать.
Утром прибыли в Читу. До отхода поезда в Москву оставалось около пяти часов. Я
счел своим священным долгом посетить братскую могилу, в которой покоился прах
гвардии капитана Николая Богданова. Радин знал туда дорогу. Купили цветы.
Быстро добрались до кладбища. Два однополчанина стояли у могилы друга, учителя,
|
|