вести приходили все печальнее и печальнее – болезнь прогрессировала. Головные 
боли усиливались. Меры, принимаемые врачами, ощутимых результатов не давали. 
Коля-югослав чаще и чаще выезжал в Борзю. Даже пропустил несколько раз занятия 
в школе.
 А однажды поехал в госпиталь, но через небольшой промежуток времени 
возвратился в часть весьма встревоженный и сразу кинулся меня искать. Я был на 
совещании в штабе бригады – в гарнизон прибыла комиссия из округа и Москвы с 
задачей расследовать причины массового отравления в войсках.
 После совещания Коля встретил меня и со слезами на глазах сообщал: «Гвардии 
капитана Богданова увезли в город Читу для продолжения лечения в какой-то 
специальный госпиталь!..» Что случилось? Почему эвакуировали начштаба в 
окружное медицинское заведение?.. Ответы на возникшие вопросы могла дать только 
Елена Григорьевна. Я направился в свой штаб, намереваясь просить Дубицкого 
съездить к жене и выяснить обстоятельства, побудившие борзинское госпитальное 
начальство принять такое решение в отношении Богданова.
 Как выяснилось, Дубицкий на моей легковой машине уехал за супругой, чтобы 
привезти ее к нам. Так просила Елена Григорьевна. Хотела лично сообщить 
подробности случившегося с Николаем Николаевичем, сказав, что это не телефонный 
разговор.
 Приехав к нам, Елена Григорьевна попросила остаться только меня и моих 
заместителей, сказав, что информация ее конфиденциальная. В госпитале идет 
служебное расследование – дежурный медицинский персонал допустил грубейшее 
нарушение порядка ухода за больными, приведшее к весьма печальным последствиям.
 Услышанное даже нас, видавших на фронте многое, ужаснуло. В студеный поздний 
январский вечер Богданову удалось незаметно покинуть палату. В одном нижнем 
белье и тоненьком госпитальном халате он пошел «путешествовать» по Борзе. 
Вскоре сестра отделения обнаружила исчезновение больного. Подняла тревогу. 
Дежурный по госпиталю организовал поиски «беглеца». Его помощник с двумя 
солдатами сразу направились на железнодорожную станцию. По расспросам персонала 
последней установили, что легко одетый молодой человек высокого роста появлялся 
на вокзале, даже участвовал в какой-то небольшой потасовке. Когда и куда ушел – 
не видели.
 За первую половину ночи были обшарены все уголки не так уж и большого поселка. 
Николай Николаевич как в воду канул. Пришлось о случившемся доложить начальнику 
медицинской службы. Было выслано еще две группы «поисковиков». Их усилия также 
оказались безрезультатными. И уже на рассвете рабочий наряд по госпитальной 
кухне среди дров и бревен случайно обнаружил лежащего без сознания рослого 
мужчину. В одной руке он держал окровавленный топор. Его сразу же внесли в 
помещение столовой.
 О «находке» немедленно сообщили дежурному по госпиталю, а тот позвонил в 
терапевтическое отделение, чтобы проверили: не их ли нашелся больной?.. 
Начальник отделения и дежурная сестра примчались в столовую. Да, это был 
Богданов.
 Осмотрели Николая Николаевича. Его состояние оказалось ужасным: проломлен 
череп в верхней лобной части, обморожены лицо, руки и ноги. Значительная потеря 
крови. С большими предосторожностями перенесли травмированного в отделение. 
Обработали рану, обмороженные участки тела. Врачи пришли к единодушному мнению, 
что Богданов в состоянии запороговой головной боли нанес себе удар топором. 
Из-за отсутствия в госпитале специалистов по черепно-мозговым травмам 
медицинское начальство приняло решение переправить пострадавшего в 
специализированный окружной госпиталь, и через два часа в сопровождении врача и 
двух санитаров гвардии капитан Николай Богданов, по-прежнему в бессознательном 
состоянии, был отправлен поездом в Читу.
 Шло время. Сведений о судьбе начштаба не поступало. Бригадный врач пытался 
несколько раз связаться с госпиталем, но безрезультатно. Пришлось отправлять в 
командировку офицера гвардии старшего лейтенанта Михаила Голубева. Узнав об 
этом, Радин попросил и ему разрешить проведать Богданова. Конечно, я разрешил. 
Вечером наши посланцы поездом отправились в дорогу. Мы ждали их возвращения 
через два-три дня, а они вернулись следующим утром и привезли скорбную весть – 
Богданов умер.
 Коля и Голубев посетили братскую могилу, в которой похоронен Николай 
Николаевич. Она находится на кладбище, которое расположено в сосновом лесу 
юго-восточнее областного города. Обстоятельства той трагической поры не 
позволили нам, его однополчанам, даже горсть земли бросить на гроб боевого 
побратима.
 К концу января сорок шестого года «метиловая смерть» унялась. У нас в 
батальоне она унесла двенадцать молодых жизней, половина из которых прошли 
тысячи западных и дальневосточных фронтовых километров.
 Николай Радин тяжело переживал кончину Богданова. Не стало его доброго 
наставника и строгого учителя. Многое ими задуманное осталось неисполненным. 
Николай Николаевич в последние месяцы уделял исключительное внимание 
дальнейшему совершенствованию знаний югославом немецкого языка. Капитан и 
воспитанник могли часами довольно свободно на нем «шпрехать» между собой.
 В это время школьники находились на зимних каникулах. Мой отец, я, да и другие 
офицеры батальона старались всякими делами в танковом парке, оружейной 
мастерской, в штабе отвлечь Николая от тяжелых мыслей. Иваном Корчаком была 
придумана даже проверка стрельбой нескольких образцов оружия, в которой 
активное участие принял и Радин.

 Расставание гвардейцев