группу из двух танковых взводов, которые должны были атаковать противника вдоль 
шоссе, а ударной группе, взводу младшего лейтенанта Михаила Приходько, приказал,
 двигаясь по склону одной из обширных балок, выйти во фланг «Тигров». В этот 
замысел вложена модель «охоты с борзыми»: с фронта собаки дразнят волка, а с 
боков заходят несколько псов, чтобы напасть…
 Для достижения внезапности в этой атаке командир приказал соблюдать 
радиомолчание. Работали радиостанции только командира батальона и двух взводов, 
наступающих вдоль дороги.
 Внимательно всматриваясь в окружающую местность, Приходько не замечал ничего, 
кроме мокрого кустарника да изредка мелькавших невысоких деревьев. «Эмча» его 
взвода «крались» на низких оборотах двигателей, избегая движения по одной колее,
 чтобы не засесть в раскисшем черноземе. Встречный ветер швырял в лицо крупные 
капли дождя, относя шум работающих моторов за корму, что, конечно, 
способствовало скрытности действий. Сегодня погода была явно на нашей стороне. 
Позади остались сотни метров трудного пути, когда командир взвода заметил 
впереди бугорок – над землей возвышалась натянутая небольшая плащ-палатка. Она 
шевельнулась.
 Из-под брезента вылез немецкий солдат и уставился на головной танк, явно не 
понимая, чей он: свой или чужой. Механик-водитель, не мешкая, бросил «Шерман» 
на вражескую позицию и вмял солдата и его накрытый брезентом пулемет в землю, 
бесшумно уничтожив боевое охранение противника. Повезло!.. Однако за пеленой 
дождя основные силы противника были невидны. Приходько доложил комбату о 
встрече с охранением неприятеля. И получил команду: «Остановиться!» Отвлекающая 
группа вдоль дороги начала энергичную «дразнящую» атаку, стараясь полностью 
приковать внимание обороняющегося к себе и тем самым облегчить выполнение 
задачи экипажами Приходько. В это время где-то в вышине сильный порыв ветра 
разметал тяжелую пелену облаков, дождь на какое-то время прекратился. В прицел 
Приходько увидел перед собой в семистах метрах две немецкие машины, орудия 
которых «сторожили» дорогу, готовые в любую секунду встретить убийственным 
огнем наши атакующие с фронта танки. Два «Шермана» его взвода стояли уступом и 
могли, не мешая друг другу, без промедления открыть огонь. Пушки уже давно 
заряжены бронебойными снарядами. «Твой «Тигр» – правый, мой – левый. Огонь!» – 
скомандовал Михаил.
 Правый «Тигр» загорелся, а левый «Тигр» только вздрогнул от попадания болванки.
 Приходько крикнул командиру орудия: «Добивай!» Второй бронебойный снаряд 
сделал свое дело – танк окутался черным дымом. Немецкие танкисты стали 
выпрыгивать из машин под пулеметные очереди «Шерманов». Попав под удар с двух 
сторон, противник, отстреливаясь, стал отходить к югу. Спустя десять минут 
передовые танки батальона Маслюкова во взаимодействии с десантниками ворвались 
на вражеские позиции. Внизу раскинулась Лысянка…
 Участвуя в отражении попыток противника вырваться из Корсунь-Шевченковского 
«котла», «эмчисты» применяли и другой способ борьбы с тяжелыми вражескими 
танками. В каждом взводе на одного атакующего «Тигра» выделялось два «Шермана». 
Один из них, подпуская немецкий танк на 400–500 метров, бил бронебойным 
снарядом по гусенице, другой – ловил момент, когда целая гусеница разворачивала 
«крестатого» бортом, и посылал ему в топливные баки болванку.

 «Психическая» атака

 У каждого офицера на фронте был свой «звездный» час. Для капитана Николая 
Маслюкова это был бой за Лысянку, ставший пиком его командирского таланта. 
Несомненно, и в других боях ярко блеснуло бы дарование комбата, но до смерти 
ему «оставалось четыре шага». Погибнет Маслюков в 13 часов 28 января сорок 
четвертого года в Звенигородке. Куда мы так настойчиво пробивались.
 …Буйство непогоды продолжалось. Небольшого ее просветления хватило только для 
овладения важными высотами на подступах к Лысянке. Затем полил еще более 
сильный дождь, а с наступлением сумерек повалил обильный мокрый снег. Хочешь не 
хочешь – этот опорный пункт противника придется брать ночью…
 В то время как экипажи пополняли «Эмча» боеприпасами, Николай Маслюков собрал 
командиров рот и командиров танков. Обрисовал сложившуюся ситуацию, предстоящий 
ночной бой в населенном пункте, выслушал мнения подчиненных. Все склонялись к 
одному: атаковать Лысянку незамедлительно, ведя огонь с ходу. Капитан, 
согласившись с мнением офицеров, предложил включить фары и на полную мощность 
сирены («Эмча» имели небольшие, но довольно мощные фары и сирену, при включении 
которой даже у знающих ее «голос» танкистов начинали мурашки бегать по спине).
 Прошли годы и годы, а картина той необычной атаки со всеми ее подробностями 
стоит перед глазами… Яркий свет фар выхватывал из темноты дорогу, прилегающие к 
ней поля, дома, деревья, ослеплял вражескую пехоту и артиллерийскую прислугу. 
Плыл в ночи мощный рев сирен, бьющий по барабанным перепонкам, тяжелым грузом 
давящий на мозг… Огонь противника, вначале довольно плотный, начал ослабевать. 
«Психическая» атака приносила плоды.
 Экипажи «Шерманов» с первых минут атаки открыли интенсивный пушечно-пулеметный 
огонь, а когда упорство противника заметно ослабло, Маслюков строго приказал: 
«Беречь боеприпасы! Давить гусеницами!»
 Каждый командир взвода и танка, немного высунувшись со своего люка, хорошо 
видел освещенное расположение неприятеля. И по внутреннему переговорному 
устройству подавал команды механику-водителю, направляя «Эмча» на обнаруженную 
цель. Автоматчики-десантники перебегали рядом, оберегая «своего» «Шермана» от 
фаустпатронников… Трещали станины противотанковых пушек. Многотонная масса 
«американца» легко подминала под себя минометы и пулеметы обороняющегося