некоторых «Шерманах» заклинило катки, и вот 30 августа на подступах к Бухаресту 
нам была дана команда: «Стой!» К вечеру подвезли катки. Их, как говорили, 
самолетами доставили из Москвы… Три дня экипажи совместно с бригадными, 
корпусными и армейскими работниками переобували «Эмча», а затем пошли маршем на 
север – в Трансильванию…

 Невероятный случай

 Первый танковый батальон бывшей 233-й, а ныне 46-й гвардейской бригады в 
начале октября сорок четвертого года вышел на подступы к городу Турда в 
северной Трансильвании, где гитлеровцы встретили нас хорошо организованным 
огнем из всех видов оружия. Наступление приостановилось. «Шермана», оказавшись 
на убранном кукурузном поле, были замаскированы подручными материалами. 
Окапываться не стали, понимая, что на достигнутом рубеже задержимся недолго.
 Командира батальона майора Григория Городилова вызвали к командиру бригады. Я, 
начальник штаба, остался в подразделении за старшего. Время приближалось к 
полудню. Командир второй танковой роты старший лейтенант Александр Кучма, 
воспользовавшись временным затишьем между боями, решил в 12 часов послушать по 
радио последние известия, чтобы потом, записав самые интересные, 
проинформировать своих подчиненных. Так поступали всегда, когда предоставлялась 
возможность на короткий срок вывести станцию из боевой сети.
 Александр спустился в боевое отделение «Эмча». Танковая радиостанция 
расположена в нише задней части башни. Чтобы удобнее было к ней подойти, он 
немного приподнял ствол пушки и опустил гильзоулавливатель. Включив приемник, 
спиной прислонился к казеннику орудия. Надел наушники, в которых уже слышались 
позывные Москвы, положил на командирское сиденье блокнот и приготовился 
записывать информацию. Рядом с командиром в это время находился радист гвардии 
сержант Николай Шевцов, дежуривший у включенной на прием KB радиостанции. 
Поэтому он оказался свидетелем происшедшей трагедии, да и сам пострадал.
 Сержант хорошо запомнил яркую огненную вспышку, свист осколков в башне, жгучую 
боль в левой руке. А затем Николай увидел медленно сползающего вниз командира 
роты. Шевцов перед этим на миг присел, взявшись переставлять в сторону два 
снаряда, стоявших на полу боевого отделения, чтобы не мешали старшему 
лейтенанту Кучме.
 Забыв о собственной ране, радист быстро подхватил стонущего офицера. По 
ладоням Николая потекли теплые струйки крови: «Командир ранен!» – во весь голос 
закричал Шевцов. Другие члены экипажа в это время лежали под танком, 
спрятавшись от пронесшегося несколько секунд назад на бреющем немецкого 
истребителя, обстрелявшего из авиационной пушки боевой порядок батальона.
 Когда я узнал, что ранен старший лейтенант Кучма, я бегом направился к танку 
командира второй роты. Подбежав, я увидел, как экипаж осторожно укладывал 
Александра, находившегося без сознания, на брезент, расстеленный возле машины. 
Рядом, прислонившись к направляющему колесу, сидел на земле Николай Шевцов. Ему 
перевязывали раненую руку. Подбежали фельдшер батальона и санитары. Стали 
оказывать Кучме первую медицинскую помощь. Я приказал начальнику связи 
батальона гвардии старшему лейтенанту Александру Моршневу вызвать из 
санитарного взвода бригады машину. Надо было командира роты и радиста 
эвакуировать в госпиталь.
 Шевцов доложил мне о случившемся в боевом отделении «Эмча». Начальник 
артиллерийского снабжения батальона гвардии старший лейтенант Иван Корчак 
обнаружил на днище боевого отделения донную часть 20-мм снаряда пушки 
вражеского самолета. Но откуда он мог влететь в башню «Шермана»? Пока не 
подошла санитарная машина, выяснили, что во время обстрела был открыт только 
командирский люк танка. Странно… Входное отверстие раны Кучмы – между лопатками,
 выходное – нижняя часть груди. Следовательно, траектория авиационного снаряда 
наклонно-горизонтальная. Снаряд, попади он в открытый люк командирской башенки, 
имел бы траекторию близкую к вертикальной… На полугусеничном бронетранспортере 
подъехали бригадные медики. Со времени ранения Кучмы прошло не более 20 минут, 
но помощь их уже не понадобилась – Александр Терентьевич, не приходя в сознание,
 скончался. Мы, фронтовики, видевшие не одну смерть на поле боя, были глубоко 
потрясены гибелью нашего замечательного однополчанина и надежного товарища. 
Однако причина, приведшая к такому трагическому концу, пока оставалась загадкой.
 Корчак и с ним несколько офицеров тщательно обшаривали, ощупывали каждый 
квадратный сантиметр внутренних и наружных стенок башни танка Кучмы. Никаких 
следов удара вражеского снаряда о броню так и не нашли. Тем более не было ни 
малейшего зазора между корпусом «Эмча» и башней, через который он мог влететь в 
боевое отделение. «Откуда?» – продолжала волновать каждого танкиста эта 
проблема. Тем не менее через полчаса Иван Корчак крикнул: «Нашел!» Все, 
стоявшие с обнаженными головами вокруг Саши Кучмы, кинулись к начарту. И вот 
что выяснилось…
 Носовая часть «Шермана» была несколько выше кормовой. Александр Терентьевич, 
спустившись в башню, приподнял пушку еще на 10–15°, в результате чего дульный 
срез ствола оказался нацелен в небо. В танковых войсках существовало 
обязательное правило: при нахождении машины на боевой позиции затвор ее орудия 
должен быть открыт, а на днище боевого отделения должны стоять наготове к 
заряжанию два снаряда – бронебойный и осколочный. Вот эти два обстоятельства – 
значительный угол возвышения пушки и открытый ее вертикально-клиновой затвор – 
стали причиной смертельного ранения Кучмы. Оказалось, что 20-мм авиационный 
снаряд попал в канал ствола приподнятого 76,2-мм танкового орудия, пролетел по 
нему и, встретив преграду – спину прислонившегося к казеннику командира роты, –