- Где же Вано? Жив ли? - с тревогой говорили летчики.

Мой пятибачный был надолго поставлен на ремонт. И я оставался без самолета. А 
ведь я сросся с ним, испытывал к нему чувство уважения. Это уважение к технике 
воспитал во мне еще Кальков.

Товарищи сочувствовали мне, но, как водится, подшучивали, называя безлошадным.

В довершение всех моих бед мне было приказано немедленно явиться в штаб дивизии.
 
Там мне сказали:

- Ваш самолет не скоро войдет в строй. Поэтому вас назначают начальником поста 
воздушного наблюдения и оповещения самолетов - ВНОС - на передовую. Задача 
ответственная: своевременно обнаружить противника, передать данные, а может, 
иногда и помочь товарищу, наведя его на противника. От поста часто зависит и 
жизнь людей и успех боя.

Новость меня сразила. Да разве я к этому стремился! Я стоял молча, навытяжку и 
не мог слова выговорить. Казалось, будто все это мне снится в плохом сне.

А офицер штаба спокойно продолжал:

- Сейчас вернетесь в полк, а когда получите вызов, поедете в штаб наземной 
армии, с которой взаимодействуем. Там вам подробно объяснят ваши обязанности.

Я попытался отговориться: да разве летчика-истребителя к этому готовят! Тогда 
офицер пригрозил мне военным трибуналом. Но все же в полк отпустил - до вызова.

Вернулся я туда в самом удрученном настроении. Первый вопрос о Габунии. Нет, 
ничего о нем не слышно. Уж он-то заступился бы за меня. А Гавриш суховат, хотя 
и 
стал внимательнее. Когда я доложил ему обо всем и попросил помочь, он ответил:

- Приказано - значит, надо ехать!

Неужели придется расстаться с товарищами, неужели летать не буду?..

И вдруг радостная весть облетела аэродром: получено сообщение, что Габуния жив 
и 
здоров - сделал вынужденную посадку в Россоши.

- Там, верно, есть магнит какой-то! - шутили повеселевшие ребята.

На душе стало легко: я даже забыл о назначении на пост наведения. А вспомнив, 
сказал себе: "Теперь и подавно я не могу уехать из родной части". И решил 
обратиться к командиру. Разыскал его на КП, взмолился:

- Товарищ командир, оставьте меня в полку. Хочу драться в воздухе. Все-таки я 
летчик-истребитель. Сначала командир не соглашался:

- Пользу и там принесете. Побудете на посту, пока самолет не войдет в строй.

Но, увидев у меня на глазах слезы, он, как всегда, все понял и сжалился:

- Хорошо, останетесь. На пост наведения за вас поедет другой летчик. Будете с 
врагом драться. Но выделить самолет для вас сейчас нельзя - сами знаете, пока 
недостает их у нас. Временно будете летать от случая к случаю - на свободных 
самолетах.

Я был рад и этому. Меня переполняло чувство благодарности к командиру. Он 
заметил мое волнение:

- Да ты успокойся. Еще не поздно - отхлопочу.

Наша эскадрилья с нетерпением ждала возвращения Вано, я - особенно.

Прилетел он только на следующий день. Я сразу заметил, что у него подпалены 
брови и волосы.

- Эх, Вано, куда же ты делся? - спросил он, обнимая меня.

Оказывается, он тоже потерял меня из виду. И по неопытности, как и я, не знал 
толком, что следует делать. Вдруг он заметил, что к линии фронта летят 
несколько 
"ЯКов".

- Думаю: раз наши, значит, моя помощь пригодится. Хоть одного фашиста, да 
собью!