один - в хвост. Самолет клюнул носом. Я еле удержал его на высоте 500 метров.

Все вражеские самолеты ушли на запад. За ними погнались, взлетев с аэродрома, 
наши истребители. Но они опоздали. А я не мог к ним примкнуть. Куда там! Мой 
самолет совсем изранен, рулевое управление нарушено. И обиднее всего, что 
противник уходит, а мне даже не удалось открыть огонь. Я упустил время - где-то 

на маневре потерял драгоценные секунды. Не было у меня сноровки, не умел я еще 
быстро сближаться с врагом.

Самолет еле держался в воздухе. Не выпрыгнуть ли с парашютом? Но я сейчас же 
отогнал эту мысль. Твердо решил посадить израненную машину.

Иду на посадку. Самолет плохо слушается рулей. Скорость падает. Гидросистема 
вышла из строя - выпустить шасси не удается. На помощь приходит спокойствие, 
знание материальной части и правил. Решаю применить аварийный способ выпуска 
шасси. Проделав все, что надо, жду.

Мучительное ожидание! Если шасси выпустится, на щитке в кабине загорятся 
зеленые 
лампочки. Нет, где-то пробито. Выпуск опаздывает. И вдруг я почувствовал 
дополнительное сопротивление. Толчок, и скорость начала гаснуть еще больше. 
Ясно 
- шасси выпало из гондол. И тут же вспыхнула одна лампочка, за ней другая.

Но казалось, самолет, получивший дополнительное сопротивление, вот-вот упадет. 
Снова еле его удержал.

Приближался решающий миг - приземление. Смотрю на аэродром: там кое-где 
полыхает 
огонь. На посадочной площадке виднеются воронки от бомб.

Внушаю себе: спокойно, спокойно, не торопись. И это мне помогает. Мысль 
работает 
четко, действую уверенно, хладнокровно, как никогда. С тех пор спокойствие 
всегда появлялось у меня в трудную минуту. Все силы, все умение направлены на 
одно - на спасение самолета.

И вот я иду на посадку. Самолет коснулся земли. На душе стало легче. Но впереди 

воронки - как бы не угодить в яму.

Машина накренилась вправо, чуть не опрокинулась. Левое колесо побежало по куче 
земли, выброшенной при взрыве бомбы. Самолет бросило влево, но воронки удалось 
избежать. Я удержал его. Казалось, он вот-вот развалится. Пробег закончен. 
Заруливаю на стоянку. Не верится, что самолет не рассыпался на части. Ну и 
вынослив же мой "Лавочкин"!

Выскакиваю из кабины. Где же Габуния? Его самолета не видно. А мой весь 
изрешечен. Вот тебе и сбитые вражеские самолеты! Вероятно, командир встретит 
холодно, с презрением и строго накажет.

Да вот и он бежит ко мне в валенках прямо по лужам. Стою сам не свой. Командир, 

посмотрев мне в лицо, спрашивает тревожно, по-отечески, как тогда, на аэродроме 

запасного полка:

- Ну как, не ранен? Ничего не болит?

-Ощупываю себя, повожу плечами. Нет, ничего не болит. Стараюсь ответить 
поспокойнее:

- Я-то цел, товарищ командир, а вот что с Габунией?.. И мой самолет...

Голос у меня сорвался.

Сбежались товарищи, окружили мой самолет. Слышу участливые, дружеские слова. 
Механик Иванов говорит:

- Удивительно, как самолет не развалился в воздухе? На честном слове держался. 
Вот живучий! На славу сделан! Солдатенко положил руку мне на плечо:

- Я и сам о Габунии беспокоюсь: смельчак он, каких мало, горяч и неосторожен. 
Да 
ты не отчаивайся, может, еще и прилетит твой ведущий. А самолет починят.

Тут я заметил, что у командира перевязана рука.

- Товарищ командир, вы ранены?