На одиннадцатом году она стала мне нянькой. Характер у Моти ровный, спокойный, 
она всегда была взросла не по летам. Но иной раз и ей хотелось порезвиться.

Мать, рассердившись на Мотю, все поминала ей, как она раз убежала к подруге и 
оставила меня во дворе у погреба. Я подполз к нему и покатился вниз по лестнице.
 
Мама услыхала мой крик, решила, что я искалечился, бросилась ко мне да и упала 
без памяти. Меня, целого и невредимого, вытащила соседка.

Мать долго не могла оправиться от испуга, и моя сестренка пролила тогда немало 
слез. И теперь, повзрослев, она чуть не плакала, когда мать вспоминала о том, 
как я свалился в погреб.

Набегавшись за день, смирно сижу рядом с матерью, о хате тихо. Братья в чужих 
людях, и мать, видно думая о сыновьях, тяжело вздыхает. Я рисую в самодельной 
тетрадке замысловатые узоры.

По праздникам я любил ходить с Мотей к ее подругам: в хатах вывешивались 
рушники, раскладывались скатерти, занавески, прошвы, вышитые манишки - 
мастерицы 
показывали свои изделия родственникам и соседям. Исстари велся этот обычай. Я 
влезал на лавку и из-за спины старших рассматривал самобытные яркие узоры, а 
потом, вечером, рисовал их по памяти в своей тетрадке.

А еще больше я любил переписывать знакомые буквы с фантиков - конфетных оберток.


Так, играя, к шести годам я незаметно научился читать и писать.

Отец, отложив книгу, что-то мастерит, иногда одобрительно поглядывая на меня. 
Хотелось моему батьке, чтобы я стал художником, как наш односельчанин старик 
Малышок. Когда об этом заходил разговор, отец замечал: "Ведь на росписи можно и 

подработать между делом".

Иногда зимними вечерами у нас в хате собирались Мотивы подруги. Сестра, 
тщательно, до блеска протерев стекло картошкой, зажигает керосиновую лампу. 
Девчата усаживаются .вокруг стола с вышиванием. В окно заглядывают парубки, 
просят впустить. Но девушки прилежно работают, не обращая на них внимания. 
Вышивая, они поют старинные протяжные песни или по очереди рассказывают сказки 
и 
былины, до которых я большой охотник. Усядусь в уголок, притаюсь, как мышонок, 
чтобы спать не отправили, и слушаю про русалок и оборотней, про богатырей и их 
подвиги.




Бойцы


Среди жителей нашего села немало участников гражданской войны, бывших красных 
партизан. Отважные бойцы, дравшиеся с интервентами и белобандитами, теперь 
деятельно участвовали в строительстве новой жизни на селе.

Бывшим красным партизаном был и наш сосед коммунист Сергей Андрусенко - 
отважный, прямой, трудолюбивый, мастер на все руки. С отцом он был очень 
дружен: 
нередко заходил к нему вечером потолковать, вместе они отправлялись на рыбалку.

Я очень любил и уважал Сергея Андрусенко.

Как сейчас, вижу его моложавое загорелое лицо, живые, проницательные глаза. У 
него военная выправка, и, хоть он не особенно высок, вид у него внушительный. 
Был он замечательным рассказчиком. Не только мы, ребята, но и взрослые его 
заслушивались. Рассказывал он о тех героических днях, когда Красная Армия и 
партизаны защищали нашу Родину от белобандитов и интервентов.

Вот он собирается уходить, а я тихонько тяну его за рукав и упрашиваю:

- Ну, дядя Сергей, расскажи еще что-нибудь о красных партизанах!

Он добродушно улыбнется, потреплет меня по голове и, если найдется время, 
напоследок расскажет какой-нибудь боевой эпизод.

Через улицу, у самого озера, жил еще один старинный друг отца, инвалид войны 
четырнадцатого года, Кирилл Степанищенко - рядовой солдат, за отвагу 
награжденный Георгиевским крестом. В бою он получил увечье и ходил, опираясь на 

палку. Кирилл Степанищенко часто рассказывал о службе в царской армии, о