Отец был коренаст, широкоплеч. Мне казалось, что кулаки у него необычайно 
большие. Я их побаивался, был уверен, что батька всех сильнее на селе. Его 
добрые светло-серые глаза смотрели прямо, честно. Но если он сердился, его 
взгляд пронизывал и пугал. Озорным я не был, но пошалить любил; если, бывало, 
нашкодишь, то и смотреть на отца боишься.

Он был молчалив, но не замкнут, охотно помогал людям чем мог. Все это я понял, 
когда стал постарше.

Отец любил природу, знал повадки зверей и птиц, по своим приметам угадывал 
погоду. В детстве ему очень хотелось учиться, но не удалось; он был грамотеем-
самоучкой, легко запоминал стихи и сам их складывал - чаще по-русски. Наше село 

стоит на севере Украины, на слиянии Сумской, Курской и Брянской областей. Говор 

у нас смешанный: в украинскую речь вплетаются русские, а иногда и белорусские 
слова и обороты. Смешаны и обычаи - так ведется испокон веков.

Чаще отец говорил по-русски и читал русские книги. Читать он любил. Только, 
бывало, выпадет свободное время, принимается за книгу. И читает не отрываясь. 
Мать сердилась, порой раздраженно говорила:

- Шо ты там вычитаешь, Микита! Книжка тоби есть не дасть.

Батька закрывал книгу, молча закладывал страницу и с виноватым видом начинал 
чинить домашнюю утварь или плести лапти.

А мать, посмотрев на него, улыбалась, и от доброй улыбки расправлялись морщины 
на ее усталом лице.

Я был еще несмышленым мальчонкой, когда у меня появилась нехорошая черта - 
желание непременно возразить. Иногда даже отцу стал перечить. Сделает он мне 
замечание, а я заупрямлюсь и тут же начну возражать.

Отец - человек вдумчивый и наблюдательный - всеми способами старался переломить 

мое упрямство, все пускал в ход: и наказание, и внушение, и уговоры.

Разговаривать со мной он стал чаще, незаметно приучал к упорству в работе, 
исполнительности. И добился многого: я привык выполнять свои обязанности.




Тополь


Чем я становился старше, тем обязанностей по дому все прибавлялось. Бывало, 
вызывают ребята: - Ваня! Выходи-и!..

Так бы все и бросил, побежал к приятелям. Но вспомнишь любимое присловье отца: 
"Кончил дело - гуляй смело" - и останешься.

По утрам чищу картошку для всей семьи, подметаю в хате. Зимой вытираю воду с 
подоконников, чтобы не загнивали от сырости, - отец проверяет, сухо ли. Нашу 
околицу, открытую ветрам, заносит снегом, и мое дело - разгребать снег на 
дорожках от сеней и ворот к сараю и перед хатой.

Постепенно отец приучал меня к более тяжелой работе. Осенью, когда братья 
батрачили на кулака, я ездил с ним в лес на заготовку дров. Он срубал сухие 
ветки, а я таскал их к телеге, а потом дома складывал клетками, чтобы подсушить.
 
Отец покрикивал: "Смотри осторожнее, глаза себе не выколи!" За ним я, конечно, 
не поспевал, и он сам принимался укладывать ветки на телегу, а меня посылал 
собирать сосновые шишки для растопки.

Крепко привязав ветки и корзинку с шишками, отец подсаживал меня на воз, 
приговаривая:

- Держись, Ваня, не упади...

Я ехал, сидя наверху, а он шагал рядом - жалел нашу старую Машку.

Летом на моей обязанности таскать воду из озера для поливки огорода, для питья 
и 
готовки с колодца - он метрах в ста от дома. Устанешь, пока дойдешь с полными 
ведрами, - ведь я сам чуть повыше ведра.

Поручается мне и теленка пасти. Следишь за ним зорко, чтобы в посевы не зашел, 
шкоды не сделал. А после сенокоса вместе с другими ребятами гоняю телят в луга.