В толпе появляется мать с кульками в руках, следом за ней - отец. Он несет 
мешок, в нем визжит и бьется поросенок.

- Тату, он такой маленький! Выпустить бы его, а то задохнется.

- Да ты что выдумал - выпустить! На возу он сейчас утихнет.

Спорить с отцом нельзя, но, будь моя воля, я бы уж непременно поросенка 
выпустил. Мать протянула мне длинные леденцы, обернутые разноцветной бумагой, и 

небольшой сверток.

- Полно, сынок! Видишь, поросенок и утих, Вот тебе подарочек.

- А что в кульке, мамо?

- Ситец. Будешь слушаться, сынок, дядя Сергей Андрусенко сорочку тоби сошьет.

Я рад: наконец-то сниму обноски, а то вечно приходится донашивать одежду 
старших 
братьев. Ситец - красный в белую полоску - мне очень понравился. Будет у меня 
рубашка из мягкой фабричной ткани, а не из грубого самодельного холста. Мать 
сама ткет холст, и я уже ей помогаю: на моей обязанности замачивать холст, 
растягивать, сушить на солнце для отбелки.

- Ну как, сынок, рад? - спрашивает отец, посмеиваясь.

- Рад, тэту! Дякую, дякую!

С нетерпением я ждал, когда же будет готова праздничная рубашка. Дня через два 
дядя Сергей принес ее, развернул, и се ахнули: к красной в полоску рубахе 
пришиты рукава в серую и белую клетку.

- Не хватило денег, мало ситцу купила, Ваня. Пришлось из другого пришивать 
рукава, - сокрушенно сказала мать.

Качая головой, она надела на меня рубаху с клетчатыми рукавами. И все 
рассмеялись: и мать, и сестренка Мотя, и сам портной - дядя Сергей. А я был 
очень доволен. Такой красивой рубахи еще ни у кого не видел.

В воскресное утро я с важностью вышел на улицу в новой рубашке. И вдруг 
услышал:

- Ну и вырядился Лобан, смотрите!

Как водится у ребят, было и у меня прозвище - Лобан.

- Рукава-то, рукава! Прямо чучело!

Я опрометью бросился домой. Скинул обновку и, всхлипывая от обиды, твердил:

- Ни за что надевать не буду, не буду.

Но отец велел носить рубаху. Я стеснялся, неохотно шел в ней на улицу. Впрочем, 

ребята скоро перестали обращать на нее внимание. Так и пришлось мне все лето 
носить красную рубаху с клетчатыми серыми рукавами.




Отец


Воспитывал нас отец строго, по старинке, но грубого, бранного слова я от него 
не 
слыхал никогда. В наказание он частенько ставил в куток коленями на гречиху. 
Терпеть он не мог, когда мы за столом шалили. Бывало, неожиданно ударит тебя 
ложкой по лбу и сердито скажет:

- Вон из-за стола! Сидеть не умеешь! Я что сказал, неслух! Без ужина останешься.


И приходилось из-за стола выходить. Мать, конечно, накормит, когда отец уйдет, 
скажет, скрывая улыбку:

- Будешь ще шкодить, ничего не получишь... Ешь, та быстришь, шоб батька не 
узнав!