Но Паша уже пристроился к другому "юнкерсу". Никитин сбивает подбитый самолет.

Атакуем, затем сразу снижаемся, прижимаясь к самой земле, снова взмываем и 
наносим удар.

Атакуя противника, мы залетели на бреющем в его расположение. Наши самолеты 
перемешались с вражескими. Зенитки молчат: боятся сбить своих.

"Юнкерсы" стали удирать - кто в облака, кто на бреющем. Между тем появилась 
свежая девятка "юнкерсов".

- Собраться в "кулак"! - кричу я.

Все в сборе. С бреющего врезаемся в группу "юнкерсов". Навязываем им бой, 
нарушаем боевой порядок. Трассы проносятся над моей головой.

Резко бросаю самолет вниз. "Вырываю" его у самой земли. Рядом со мной Вася 
Мухин. Снова идем с ним в атаку. Ясно: враг твердо решил прорваться - очевидно, 

с земли получил строгий приказ.

Нельзя терять ни секунды. Надо бить врага тому из нас, кому сподручнее. 
Оцениваю 
обстановку: сейчас моему ведомому всего удобнее нанести удар по вражескому 
самолету. Передаю ему по радио:

- Бей, Вася! Прикрываю!

Мухин сбивает вражеский самолет.

Немцы бросают бомбы на свои войска и уходят. Четыре самолета они потеряли, 
несколько были подбиты.

Я доволен результатами сложного боя: от теории мы успешно перешли к практике. 
Но 
бой неожиданно затянулся, и горючего у нас в обрез. Долетим ли до дома?

Берем курс прямо на аэродром. К переправам мы летели с изгибами, в обход 
выпуклостей линии фронта. А сейчас курс пролегал прямо над выступом, еще 
занятым 
немцами.

- Летим на малой высоте. Вижу отступающих фашистов: они бегут, пригибаются. 
Проштурмовать бы вас, трусливые гады, да жаль, мало горючего!

Как будто благополучно проскакиваем сквозь зенитный огонь. Под нами, возле 
линии 
фронта, аэродром, оставленный противником. На нем грязь и пустота. Стоит лишь 
один брошенный "аист" - связной немецкий самолет. И тут Паша Брызгалов 
передает:

- Подбит. Буду садиться. Дальше лететь не могу.

Брызгалов выпускает шасси, заходит на посадку на аэродром. Глазам не верю: его 
самолет переворачивается на спину. Решение одно: немедленно помочь Паше. 
Приказываю Никитину и Мухину идти на посадку, а паре Тернюка лететь домой. 
Горючего ему должно хватить.

Произвожу посадку на раскисшем аэродроме прямо "на живот" рядом с перевернутым 
самолетом Брызгалова. За мной - Мухин. Никитин сел за деревней.

Спешу, увязая в грязи, к самолету Брызгалова. И как в тот день, когда Леня 
Амелин перевернулся на уразовском аэродроме, с тревогой спрашиваю товарища:

- Жив ли ты, Паша?

Услышав его голос, с облегчением вздыхаю. Как же вызволить Пашу? Из такой 
вязкой 
грязи за крыло вдвоем с Мухиным самолет не приподнимешь! На счастье, показался 
солдат с топором в руке. Прошу у него топор, пробиваю отверстие в фюзеляже. И 
мы 
общими усилиями извлекаем целого и невредимого Пашу. Правда, лицо у него 
багрово-красное: пришлось повисеть на привязных ремнях вниз головой.

Благодарю бойца за помощь и отправляюсь в деревню. Там, у самого переднего края,
 
расположился штаб соединения сухопутных войск.

Кратко докладываю обо всем генералу. Выслушав меня, он замечает: