ведущий 
Александр Колесников и ведомый Жигуленко. Главное, смотрите, чтобы враг 
внезапно 
не выскочил из облаков. Имейте в виду: может, придется вступить в бой с асами. 
Смотрите в оба.

На земле договариваемся о боевом порядке и действиях при встрече с противником.

И вот наша четверка в заданном районе. Под облаками, сквозь просвет, видна 
земля. Над нами ясное небо. Полет приходится строить перпендикулярно солнцу, и 
оно слепит. Команды на разворот не подаю - летчики понимают меня без слов. Жду 
появления противника со стороны солнца. И все же он появляется внезапно: два 
вражеских охотника стремительно атакуют нас в лоб во время разворота. С первой 
же атаки им удаётся повредить самолеты Мухина и Александра Колесникова.

В наушниках шлемофона раздается голос Колесникова. А вслед за ним и моего 
ведомого. Оба передали условным сигналом, что выполнять задание не могут. И я 
приказал им уйти из района боя.

Остаемся вдвоем с Жигуленко. Он ниже меня, ближе к нашим войскам. Передаю ему:

- Быстрее набирай высоту! Он отвечает:

- Рад бы, да мотор не тянет.

- Все равно не уходи. Так и держись ниже!

Где же охотники? Ударили и ушли? Нет, вот они, начинают разворачиваться - 
собираются атаковать мой самолет. Надо немедленно связать их боем и дать 
возможность уйти Колесникову и Мухину. У фашистов тактически выгодное 
положение: 
они выше нас. Если б я стал снижаться к Жигуленко, они бы меня быстро настигли 
и 
могли бы сбить. А за него я пока спокоен: его атаковать они не станут, чтобы не 

потерять высоту.

Иду в атаку на лобовых. Затем разворачиваюсь, чтобы зайти в хвост вражеским 
машинам. Но асы тоже стали заходить мне в хвост, стреляют внакидку - с 
перевернутого положения.

Проделываю в небе замысловатые фигуры, стремясь захватить инициативу. Врагу не 
удается прицельно вести огонь по моей машине, а мне - подбить врага. Делаю 
переворот. Вражеская пара - за мной. Ведь противник видит и повторяет все твои 
действия, когда он у тебя "на хвосте". Малейший промах - и поплатишься жизнью.

Надо было улучшить свое положение, сделать такую фигуру, которую не мог 
повторить за мной противник.

И я делаю необычную фигуру, которая никогда не отрабатывалась. На вираже 
достигаю предельного крена. В глазах темнеет от перегрузки. Но все же делаю 
"полубочку". Происходит то, чего я добивался: фашистские асы проскакивают 
вперед.

Они потеряли меня из виду. Я же оказался у них под хвостом. Выворачиваюсь и из 
атакуемого перехожу в атакующего. Гонюсь за врагом, но немцы сделали "горку". 
Разрыв между нами увеличился. Я не мог открыть огонь. Они улетели на запад.

От района боя нельзя уходить далеко. Грожу кулаком вслед фрицам: "Еще 
встретимся, гады!"

Жигуленко продолжает кружить в стороне, ниже меня. Делаю переворот, и мы уже 
рядом. Ждем несколько минут. Но бомбардировщики не прилетели, асы не вернулись.

И вот мы с Жигуленко на своем аэродроме, где нас с нетерпением ждали товарищи, 
а 
особенно Саша Колесников и Вася Мухин. Их самолеты были повреждены, но посадку 
они произвели благополучно.

В тяжелых схватках дружба наша становилась все крепче. И это подтверждал каждый 

полет.

Много раз мы летали вместе с Евстигнеевым на сопровождение бомбардировщиков, а 
здесь, на Днепре, в основном на прикрытие войск. В тот же день, 15 октября, 
Евстигнеев со своей четверкой, а я со своей (Кирилл - в ударной, я - в 
сковывающей) вылетели на прикрытие танкистов 5-й гвардейской армии, которой 
командовал генерал Ротмистров. Они должны были прорвать вражескую оборону. 
Невольно вспомнились бои под Прохоровкой, где славные танкисты разгромили 
хваленые танковые дивизии фашистов.