Истребитель, на который указал мне Габуния, неисправен.

Спешу к самолету Вано, но он уже в воздухе.

Аэродром опустел. Тяжело оставаться на земле, когда товарищи летят в бой.

Приближались многоцелевые "Мессершмитты-110". Летели низко, прокладывая путь 
бомбардировщикам-"Юнкерсам-88". "Мессершмитты" пытались блокировать наш 
аэродром, но это им не удалось. До него они даже не долетели - наши истребители 

перехватили их на подходе. В стороне завязался воздушный бой. До нас донеслись 
звуки стрельбы.

Мы с Виктором Ивановым, забыв об опасности, смотрели в ту сторону, где наши 
вели 
бой с "мессерами".

А тем временем высоко в небе волнами все летели и летели "юнкерсы". Казалось, 
они вот-вот сбросят бомбы. На аэродроме забили зенитки. Но враг направлялся к 
Валуйкам.

Бой переместился к железнодорожному узлу. Стало трудно что-нибудь различать. 
Издали казалось, будто в небе висит огромный клубок. И я с тревогой думал: "Как 

там Вано? Где он? Как все друзья?"

Часть "юнкерсов" прорвалась к Валуйкам. Видно, как они начали пикировать. 
Донесся грохот взрывов. По звуку мы поняли, что враг сбросил крупнокалиберные 
бомбы. Все затихло. А немного погодя снова раздался взрыв. И снова наступила 
тишина.

Наши самолеты стали возвращаться на аэродром. Мы с механиком нетерпеливо ждем 
Вано на стоянке его самолета.

На посадку заходит Леня Амелин, - вижу по номеру самолета. На душе стало легче. 

Но что это? В конце пробега самолет вдруг перевернулся на спину. Забыв обо всем,
 
мчусь к машине.

- Леня, ты жив?

- Жив. Облегченно вздыхаю.

- Не ранен?

- Да нет. Самолет подбило.

- Сейчас поможем. Крепись.

И вне себя от нетерпения начинаю руками выкапывать землю возле кабины - откуда 
только сила такая берется в иные минуты!

Но тут подбежали товарищи. Мы дружно приподняли самолет за крыло и вытащили 
Леню. Он рассказывал, пожимая нам руки:

- Пришлось вести бой с "мессерами". Одного шарахнул, да и меня чуть не сбили.

- А что с Кириллом?

- Я видел, как он благополучно приземлился в поле. Как будто двух свалил.

...И снова я на стоянке Габунии. Жду.

Один за другим приземляются самолеты. Взволнованные летчики рассказывают, как 
вели бой. Сбито несколько вражеских самолетов. В бою отличились многие летчики. 

Я слышу о том, как загорелся самолет Кирилла Пузя, как фашисты его подбили, 
когда он прыгнул с парашютом.

Тревога за Габунию растет. С нетерпением вглядываюсь в небо. Все нет и нет 
моего 
друга. Нет и комэска.

Но вот приземляется самолет Гавриша. Мы с Ивановым бежим к его стоянке. Комэск 
медленно вылезает из кабины, лицо у него осунулось, глаза ввалились. Он молча 
снимает с себя парашют. Молчу и я. Чувствую недоброе.

Посмотрев на меня, он отрывисто сказал: