Федора Константиновича по Каиру два вечера подряд, я вдруг сообразил, что 
занимаюсь совершенно ненужным делом, так как он просто физически не может 
что-либо усвоить в незнакомом городе. Энтузиазм мой окончательно угас, когда он 
во время второй поездки вдруг спросил: «Когда у вас тут обычно ужинают?» Прошло 
еще несколько дней, подошел срок отъезда Федора Константиновича в Москву, и он, 
отведя меня в укромный уголок, задал вопрос, поставивший меня в тупик: «Что за 
обстановка в резидентуре? У меня уже заканчивается командировка, а никто еще не 
обратился ко мне с какой-либо просьбой и никто ни на кого не пожаловался. В 
других местах было иначе». Я объяснил, что трудности мы преодолеваем по 
возможности сами, а коллектив сплоченный и дружный, проблемы взаимоотношений не 
существует. Так оно и было. Викентий Павлович Соболев, трудясь самоотверженно 
сам, увлекал всех нас работой, да и люди подобрались хорошие во всех отношениях.

275
    Живя и работая в таком коллективе, я тогда, признаться, не понимал, что 
нахожусь в исключительно благоприятных условиях. Мне представлялось, что это и 
есть норма нашей жизни. Оказалось совсем не так. Были, увы, резидентуры с 
напряженной и даже склочной обстановкой. По моему глубокому убеждению, в 
создании такой обстановки повинен прежде всего сам руководитель резидентуры.
    До конца дней своих Федор Константинович, несмотря на изъяны в здоровье, 
оставался очень живым и беспокойным человеком. Как и прежде, он был переполнен 
идеями, предложениями и вопросами. Заходил к нам на работу, часто звонил по 
телефону и скончался как бы на ходу, не испытав переживаний старческой немощи и 
усталости от жизни.
    Долгие годы Египет занимал большое место в советской внешней политике, и, 
естественно, начальники разведки не могли миновать его. Федор Константинович 
Мортин приезжал в Египет второй раз в 1973 году и вел переговоры со Службой 
общей разведки. Снова были Александрия и Асуан и каирские достопримечательности 
с традиционной поездкой на верблюде в бедуинском одеянии на фоне гизехских 
пирамид.
    Пирамиды стоят себе и стоят, а люди и верблюды приходят к ним и уходят. 
Недавно я увидел знакомый до боли снимок даже в книге. Ф.И.Шаляпина «Страницы 
моей жизни». Та же пирамида Хеопса, такой же верблюд, а на верблюде сам Шаляпин,
 и подпись: «Египет, 1903 год».
    Сахаровский и Мортин прикоснулись к пирамидам, успели сфотографироваться у 
их подножия и ушли из жизни, оставив о себе добрую память у разведчиков 
старшего поколения.
    Затем пришел В.А.Крючков, возглавлявший разведку, как и А.М.Сахаровский, 
пятнадцать лет. Тоже целая эпоха по меркам нашего времени. Были в его 
деятельности, конечно, и сильные, и слабые стороны. Однако в отличие от своих 
предшественников, не оставивших воспоминаний, В.А.Крючков опубликовал в 1996 
году свои мемуары в двух томах под названием «Личное дело». Думаю, что 
внимательный читатель найдет там исчерпывающие материалы о работе В.А.Крючкова 
и в качестве начальника разведки, и в должности председателя КГБ.
276
    В 1988 году начальником ПГУ был назначен Леонид Владимирович Шебаршин, 
первый и единственный профессионал в роли начальника разведки. Пройдя путь к 
руководящему креслу через все служебные ступени, он был способен видеть то, 
чего не могли разглядеть его предшественники. Л.В.Шебаршин реально, в деталях 
знал разведывательную работу. Политические процессы за рубежом и в нашей стране 
он не воспринимал ни в каком другом цвете, кроме натурального, хотя работать 
ему пришлось в тяжелый и нервный период, которому более всего подходит 
известное в нашей истории определение «смутное время». Трагический распад 
Советского Союза пришелся на последние дни пребывания Л.В.Шебаршина на посту 
начальника разведки. Уход его из разведки был прежде всего связан с тем, что 
работать с Бакатиным было невозможно. Об этом, впрочем, Л.В.Шебаршин сам уже 
рассказал в своих воспоминаниях.
    В октябре 1991 года мы стали уже не ПГУ КГБ, а Центральной службой разведки 
СССР, затем — Службой внешней разведки Российской Федерации. У нас новый 
начальник, директор СВР Евгений Максимович Примаков, которого я знаю с 1948 
года, он годом позже поступил на арабское отделение Московского института 
востоковедения. Он — ученый-политолог. Весь опыт его прошлой деятельности 
говорит о том, что по своему характеру он не разрушитель, а созидатель. На 
прежних постах ему приходилось иметь контакты с разведкой, и он хорошо ее знает.
 Примаков открыт для общения, доброжелателен и — что совсем немаловажно 
—обладает большим терпением и бережно относится к людям.
    Евгений Максимович возглавлял внешнюю разведку четыре с лишним года. Срок, 
если сравнить с пребыванием у руля ПГУ А.М.Сахаровского и В.А.Крючкова, 
небольшой. Но за это время Примаков сделал столько полезного для 
совершенствования нашей разведывательной системы и сохранения ее кадров, что я 
должен подробно рассказать об этом в следующей главе.
    И еще несколько замечаний о начальниках разведки, но уже общего порядка. 
Работа в этом качестве практически не оставляет времени для личной жизни, как 
бы ни были высоки организаторские таланты того или иного руководителя. 
Начальник разведки должен быть в курсе всех более
277
или менее значительных событий, происходящих в мире, и даже предвидеть эти 
события, чувствовать различные тенденции, давать им оценку и в необходимых 
случаях предлагать возможные решения возникающих политических проблем. Все 
неприятные происшествия в наших загранучреждениях докладываются круглосуточно