Что же касается Японии, то она к войне с Россией готовилась основательно, и 
тому есть много примеров. Но мне хотелось бы сослаться лишь на одно 
художественное свидетельство серьезности подготовки Токио к войне. Я имею в 
виду широко известный рассказ классика русской литературы А.И.Куприна 
«Штабс-капитан Рыбников». В этом рассказе речь идет о японском 
офицере-разведчике, который под личиной недалекого, не очень грамотного офицера 
русской армии появлялся в тех местах, где можно было собрать нужную для 
японского генерального штаба информацию. Играя роль ограниченного, склонного к 
постоянному употреблению спиртных напитков человека, японский офицер не вызывал 
никаких подозрений, и в его присутствии собеседники обсуждали все новости 
русско-японской войны, иногда касаясь действительно важных вопросов.
    Выражаясь современным языком, штабс-капитан Рыбников был 
разведчиком-нелегалом высшей категории.
    Поразительно то, что в рассказе, написанном в 1905 году, когда антияпонские 
настроения в России, казалось бы, достигли своего апогея, А.И.Куприн пишет о 
японском офицере даже с симпатией, отдавая должное его героизму и 
самоотверженности. Устами героя рассказа, журналиста, А.И.Куприн говорит:
    «...Но если все это правда, и штабс-капитан Рыбников действительно японский 
шпион, то каким невообразимым присутствием духа должен обладать этот человек, 
разыг-
369
рывающий с великолепной дерзостью среди бела дня, в столице враждебной нации, 
такую злую и верную карикатуру на русского забубенного армейца! Какие страшные 
ощущения должен он испытывать, балансируя весь день, каждую минуту над почти 
неизбежной смертью».
    И далее: «Здесь была совсем уже непонятная для Щавинского очаровательная, 
безумная и в то же время холодная отвага, был, может быть, высший из всех видов 
патриотического героизма. И острое любопытство вместе с каким-то почтительным 
ужасом все сильнее притягивали ум фельетониста к душе этого диковинного 
штабс-капитана».
    Интересен и тот факт, что «штабс-капитан Рыбников» — это, пожалуй, первое в 
русской литературе художественное произведение, посвященное разведывательной 
тематике, было связано с Японией.
    Сколько-нибудь серьезная структура российской разведки так и не была 
создана вплоть до первой мировой войны, и лишь после Октябрьской революции, 20 
декабря 1920 года, было впервые в России создано отдельное подразделение 
внешнеполитической разведки под названием «Иностранный отдел Всероссийской 
Чрезвычайной комиссии». Военная же разведка как управление Генерального штаба 
Красной Армии оформилась еще в 1918 году.
    Деятельность советской разведки в Японии в период до начала второй мировой 
войны носила достаточно активный характер, поскольку Япония тогда 
рассматривалась нами как вполне вероятный противник. И работала наша разведка 
весьма продуктивно. Взять хотя бы добычу в 1927-1928 годах небезызвестного 
«Меморандума Танаки».,В этом документе раскрывались военные планы Японии, и его 
копии советской разведкой были добыты дважды. Первая копия меморандума была 
получена в 1927 году в результате секретной выемки из японского 
разведывательного центра в Харбине, который действовал при военной миссии 
Японии и проводил работу против советского Дальнего Востока, Сибири и 
Монгольской Народной Республики.
    Год спустя вторую копию этого документа советские разведчики добыли в Корее.
 В своих воспоминаниях резидент в Сеуле И.А.Чичаев, работавший там в 1927-1930 
годах, рассказал, что ему удалось в указанный период завербовать
370
агента японской полиции и жандармерии, бывшего офицера российской армии, с 
помощью которого было получено много секретных сведений о планах японского 
правительства. Самым ценным из этой серии документов был как раз «Меморандум 
Танаки».
    Таким образом, полученные в Японии, Корее и Китае материалы о 
приготовлениях Японии к войне с СССР не вызывали никаких сомнений.
    В начале 30-х годов советская контрразведка располагала и «Планом подрывной 
деятельности японских разведорганов против СССР». Этот план, кстати, был 
предъявлен в Токио советской стороной на процессе против японских военных 
преступников в 1948 году в качестве одного из обвинительных документов.
    После второй мировой войны деятельность советской разведки в Японии уже не 
носила наступательного характера. Наличие на Японских островах большого числа 
американских спецслужб, работавших в тесном контакте с местными специальными 
органами и свободно использовавших японских граждан в качестве агентов и 
осведомителей, поставили советскую разведку в положение обороняющейся стороны. 
В качестве примера можно привести нашумевшее в свое время дело о попытке 
похищения ЦРУ в марте 1966 года резидента КГБ в Токио Г.П.Покровского. В 
подготовке этой операции были задействованы и японские граждане. Руководитель, 
работавший на ЦРУ, японской агентурной группы Мисаки Мацумото целый год 
выслеживал Покровского; изучал его образ жизни и вел наблюдение за его 
квартирой. А когда американцы собрали все необходимые данные, из Лэнгли прибыла 
под видом бизнесменов группа захвата — трое сотрудников штаб-квартиры разведки 
Вашингтона.
    Решительные действия Покровского, сумевшего быстро вызвать подмогу из 
посольства СССР, привели к задержанию американцев японской полицией. Это 
скандальное дело получило огласку и стало достоянием международной прессы.
    Позднее Мисаки Мацумото решил порвать с ЦРУ. На основании его показаний