ры, конфликты. Это не могло не отражаться на наших 
взаимоотношениях. 
Подобное бывало и на фронте. Почти всю войну я прошел в одной должности - 
начальника артиллерийского вооружения части. Была в моем подчинении мастерская. 

[54] 
К зиме готовили пушки и гаубицы для перевода на зимнюю смазку и заново 
просаливали 
похожие на поршни воротники противооткатных механизмов. Для этого требовался 
говяжий жир: чем-либо другим кожаные воротники пропитать невозможно. По совету 
начальника мастерской я написал рапорт командиру, прося его выдать три - четыре 

килограмма говяжьего жира. Вечером вызывает меня командир и в присутствии 
снабженца начинает внушать: 
"Это что за обман? У тебя есть специальная пушечная смазка, зачем тебе жир, 
картошку 
жарить? " 
С трудом удалось убедить, что нельзя нарушать технические условия. Нечто 
подобное 
было и на полигоне. 
Инженер Володя Казарин, докладывая высокому начальству в присутствии одного из 
полигонных политработников, сказал: "А один подземный прибор "захлебнулся". Он 
не 
рассчитан на высокие показания". В конце совещания политработник возмущенно 
потребовал разобраться, почему прибор поставили в воду, в результате чего он 
захлебнулся... 
В другой раз представитель из Москвы заявил Сердобову, что морская группа 
никуда не 
годна, поскольку не выставила на поле корабли... Сердобов, еле сдерживаясь, 
ответил: 
- Воды нет. К тому же на Новой Земле, говорят, и корабли выставляли, но опять 
же не на 
суше. 
- А сами начальники как живут? - кипятился Василий Николаевич в беседе со мной. 
- 
Ходят в белых шелковых кителях, ездят в герметических "Победах", радиоактивную 
пыль 
не глотают. Некоторые оставили жен и укрылись за колючей проволокой. Здесь 
никто не 
осудит, сюда не приедет первая жена устраивать скандал - не пропустят. 
В этом он был прав. Несколько руководящих офицеров обзавелись вторыми семьями. 
Двое из них - политработники. 
Улеглись в тот раз далеко за полночь, но скоро проснулись от робкого стука в 
дверь. Я 
открыл и в освещенном коридоре увидел молодую женщину в цветастом 
декольтированном [55] сарафане. Назвав меня по имени и отчеству, она сообщила, 
что 
меня просят посетить "спецотдел". И добавила: 
- Одевайтесь, я подожду у подъезда. Проходя мимо вахтера, я спросил: 
- Кто эта женщина? 
- В "особняке" работает, - ответил солдат. 
Я подумал, что "особняком" называют дом начальника полигона и, видимо, эта 
женщина 
- его домработница. Но когда вышел из подъезда, все стало ясно. 
- Вас просят в третью комнату особого отдела. Это двухэтажный дом возле 
столовой. 
"Прознал особист про наш разговор с Сердобовым, - мелькнула мысль. - Сработал 
подслушивающий аппарат". 
В третьей комнате меня встретил подполковник лет сорока. Лицо добродушное, и в 
разговоре прост. 
- Ничего, что поздно? - тряся обеими руками мою руку, спросил он. - Мы работаем 

ночью - не жарко. 
- Если надо, можно и ночью, - ответил я, садясь к столу. 
- Вижу, ты артиллерист. На фронте, видать, бывал - ордена, медали... Я тоже в 
артиллерии воевал. 
Правда, орденов нет. Медаль за выслугу. Ты на каких фронтах был? 
Я ответил. Сказал, что был контужен и ранен. В то же время подумал: 
"Подступается 
издалека. Все это ему известно по моим анкетам". 
- Я зашел бы сам к тебе, но ты не один, с соседом, - сказал подполковник. - Как 
он? 
- Что вы имеете в виду? - уклончиво ответил я. - Если как специалист, то не 
знаю, а 
если бы и знал, не сказал, подписку давал. А как человек - хороший, 
справедливый. 
Убежден, что не шпион. Если бы заподозрил, сам бы пришел к вам. 
- Черт с ним. Есть более важный вопрос, - насторожил меня подполковник. - У 
моего 
начальства вкрались сомнения по твоей биографии. 
- Насчет ареста моего отца? [56] 
- Отца оклеветали, посадили, а потом разобрались. Правда, в тебя уполномоченный 

паль