..." 
На полигоне никто не поздравил меня с атомным крещением. 
Когда возвращались из эпицентра, нашу машину на "Ша" не пропустили: сильно 
заражена. Поставили на мойку. Более километра от контрольного поста в 
спецкостюмах и 
резиновых сапожищах топали пешком. 
Разделись, комбинезоны и сапоги - в общую кучу, в лаборатории сдали дозиметры. 
Удивительно: были все рядом, но у одного при измерении оказалось семь - восемь 
рентген-часов, а у меня всего лишь ноль целых девять десятых. Причина, видимо, 
в 
несовершенстве прибора. В капсуле, похожей на авторучку, вставлена небольшая 
полоска 
фотобумаги. По мере ее засвечивания солдат-лаборант, сравнивая с контрольной 
шкалой, 
определяет сумму рентгенов, которые набрал человек. Где уж тут доходить до 
сотой 
доли... Здесь может быть много ошибок: небрежность проявления, плохое качество 
бумаги, субъективность лаборанта и так далее. 
В последующие дни нам приходилось часто навещать свою площадку, уточнять и 
записывать степень поражения подопытных объектов, делать замеры зараженности, 
чтобы определить степень спада радиации. О себе не беспокоились, личный счет 
рентгенам не вели, а иногда и приборов не всем хватало, и мы выезжали без них. 
Требовалось привести в порядок уцелевшее имущество, убрать и уничтожить все 
оставшееся зараженное продовольствие, обмундирование на манекенах, горючее. Дел 

хватало. Но самое главное - написать отчет. 
Составляя его, наша группа вынуждена была консультироваться и получать данные о 

величинах ударной волны, светового излучения, радиоактивности на интересующих 
нас 
расстояниях. Чаще всего приходилось обращаться к подполковнику Г. И. Крылову, 
который руководил сектором исследования радиационного заражения. [52] 
Мой приятель - подполковник Володя Казарин - служил старшим инженером в отделе 
Крылова и занимался электромагнитным излучением. Отрасль исследования новая, 
сверхсекретная. Что-то они устанавливали в специальных подземных сооружениях, 
что-то 
замеряли, постоянно возили на поле какие-то ящики и футляры. Дружба с Казариным 

началась с первых дней моего пребывания на полигоне, но за все время он ни 
словом не 
поделился со мной о своей работе. 
Крылов не только помогал моей группе в определении уровней радиации, замере 
радиоактивного заражения - всего, что мы испытывали, но и сам постоянно брал у 
нас 
сведения о результатах испытаний объектов. В подчинении Григория Ильича 
находилось 
много военных химиков. Он дважды рекомендовал меня в поездки в районы 
Семипалатинской области для проверки радиоактивного заражения зерна, местности 
и 
людей, хотя это не входило в мои обязанности. Но об этом позже. А пока 
возвратимся в 
лето 1954 года, насыщенное неожиданными и не очень приятными событиями. 
 




 
Приглашение в "особняк" 
Военно-морскую группу возглавлял единственный в нашем отделе кандидат 
технических 
наук инженер-подполковник В.Н.Сердобов. Он был хорошим специалистом по 
береговым 
сооружениям, до приезда на полигон работал в одном из НИИ ВМФ в Ленинграде. Он 
и 
помогавшие ему пятеро матросов выделялись среди сухопутчиков красивой морской 
формой. 
Мы сразу нашли общий язык. Оба были уверены, что наша комната прослушивается, 
но 
вечерами, после ужина, не сдерживая эмоций, осуждали здешние беспорядки и 
"промывали кости" начальству. Повод для этого был: все наши многочисленные 
полигонные руководители разбирались, видимо, лишь в том, что было близко их 
специальности. Но в военно-морских делах, береговых сооружениях из железобетона,
 в 
чем Сердобов собаку съел, или в проблемах службы тыла и снабжения они не могли 
ориентироваться в полной мере квалифицированно. Поэтому иной раз давали 
указания, 
не считаясь ни с нашими возможностями, ни с особенностями техники. На этой 
почве 
возникали сп