Даже на 
рыбалку руководство может каждый выходной выезжать. А для самого большого 
начальства, когда оно приезжает из Москвы, самолет в Алма-Ату летает за 
фруктами. 
Я уже привык к мысли, что не отношусь к руководству, поскольку ни одного 
сотрудника в 
моем подчинении нет, да и группа моя в отделе самая последняя, пятая. 
На пункте "Ша" нужно было облачиться в спецодежду и взять приборчик 
индивидуального контроля. Но не шибко "специальной" оказалась одежда: тяжелые 
резиновые сапоги, комбинезон с капюшоном из плотной ткани защитного цвета, 
резиновые перчатки, респиратор - вот и все. Снятое обмундирование сложили в 
шкафчик, солдат закрыл его на ключ. Кто-то уже приехал с Опытного поля и 
раздевался. 
Меня удивило, что 
снятую "спецодежду" он бросил в общую кучу. Солдат потом повесил комбинезон на 
общий крючок, не проверив, чист ли он в радиоактивном отношении. 
Нам выдали индивидуальные контрольные приборы - дозиметры в виде авторучки. 
Записали фамилии и заставили расписаться. 
- Здесь будете получать и дозиметрические приборы ДП-1 или ДП-2, - сказал Иван 
Алексеевич. - Но вам нужно сначала изучить эти приборы коллективного 
пользования и 
обязательно сдать экзамен. 
- Кому? - поинтересовался я. 
- Вообще-то комиссия должна принимать, но могу и я проэкзаменовать. Порядок, 
знаешь ли... 
Никто не объяснил мне, что повышенные меры предосторожности были вызваны 
прошлогодним испытанием водородной бомбы. Ее взрывали на вышке (наземный взрыв),
 
и поле в некоторых местах имело сверхдопустимый уровень заражения. Однако 
многие 
офицеры этим пренебрегали и не надевали спецкостюмы. 
Не теряя времени, мы выехали на "П-2". Через четыре - пять километров миновали 
КПП, где у нас проверили пропуска. Пропуск у меня был уже постоянный, но чтобы 
попасть на Опытное поле, необходимо еще числиться в списке, который имелся на 
КПП. 
Проехали еще километров десять, свернули возле огромного бетонного сооружения 
треугольной формы, похожего на хвост гигантского самолета. Его построили перед 
испытанием первой водородной бомбы 20 августа 1953 года. 
Остановились у края внушительного котлована диаметром около пятидесяти метров и 

глубиной шесть - семь метров. На дне вода - небольшое озеро, уже заросшее 
вокруг 
травой. Спугнули стаю черных жаворонков - прилетали попить пресной водички, 
других 
водоемов поблизости нет. Вокруг котлована спекшиеся комья земли, а стены его 
словно 
из пепла вперемешку со шлаком. 
- Больше не прилетят, - сказал Горячев многозначительно, провожая взглядом птиц.
 - 
Не выживут, вон 
[38] 
как тот орел, - и показал на большую птицу, распластавшуюся возле воды. Орел 
лежал на 
спине, откинув крылья и выставив когтистые лапы, словно защищался от нападения. 

- На этом месте была вон такая металлическая вышка, - Иван Алексеевич указал на 

высокую башню примерно в двух километрах. - Мы сейчас поедем туда. 
На равнинной местности башня казалась гигантской ажурной антенной радиостанции. 

- А зачем здесь посыпано шлаком? - некстати спросил я. 
Горячев хмыкнул: 
- Это, понимаешь ли, земля спеклась после взрыва. Здесь долго быть нельзя, 
опасно. 
Держится высокий уровень. Но когда ветра нет, можно без респиратора. 
Преодолев около двух километров по бездорожью, местами проезжая словно по 
черному 
стеклу (так сплавилась поверхность земли), мы остановились возле бревенчатой 
землянки 
с массивной дверью. 
- Полузаглубленное складское сооружение, - пояснил начальник отдела. - До башни,
 
на которой будет установлено "изделие", пятьсот метров. Через километр [39] еще 
одно 
такое же деревоземляное сооружение. Оно готово. А третье, дальше, только 
строится. 
Поедем туда, посмотрим. Тут контроль нужен. 
В дороге я спросил: 
- А что будет помещено в этих полуподземных хранилищах? 
Тут я опять дал маху. Иван Алексеевич повернулся и моргнул одним глазом: молчи! 

Ос