с жильем Валентина считала, что наконец-то мы решили жилищную проблему: на 
четверых членов семьи одна комната. В ней можно прожить до конца жизни! Говорю 
об этом, чтобы показать, какие потребности были у жен советских дипломатов в 
конце 50-х годов.
    Но, бесспорно, медленно и постепенно жизнь с каждым годом улучшалась. 
Откладывая ежемесячно в загранкомандировках некоторые суммы, я смог вступить в 
жилищный кооператив и, оплатив в 1967 году 60-процентов требуемой суммы, купил 
квартиру в рассрочку. Тех, кто полагает, что дипломаты и разведчики жили 
гораздо лучше, чем остальные советские граждане, я разочарую. Мы были 
материально обеспечены чуть-чуть лучше за счет высокой квалификации и тяжелой 
работы, но теряли неизмеримо больше из-за нелимитированного рабочего дня и 
бытовых неудобств. Как бы то ни было, в 1967 году мы въехали в трехкомнатную 
квартиру на набережной Тараса Шевченко в Москве, недалеко от Киевского вокзала, 
и первая собственная квартира показалась нам настоящей сказкой. Болгарская 
мебель, купленная в Доме мебели на Ленинском проспекте, сделала наше счастье 
полным.
    Мою нынешнюю квартиру на Большой Филевской улице я получил для себя и жены 
только в конце 80-х годов, поэтому по мере женитьбы сыновей и появления внуков 
мы вновь почувствовали себя довольно стесненно.
    Все годы работы в МИД и КГБ воспитание детей лежало на плечах Валентины. 
Переход в разведку принес ей главным образом непредсказуемость и беспокойство: 
поздние возвращения со службы, беспрестанные вызовы на работу. Тем не менее в 
60-70-е годы у меня еще оставалось какое-то время для нормального общения с 
детьми и я старался максимально использовать его, чтобы повлиять на сыновей. 
Валентина тоже внушала детям уважение к работе, которую выполнял я.
    Надеюсь, дети, став взрослыми, не очень на меня обижаются. В нашей жизни 
было и немало приятного, веселого. Не став сколько-нибудь заметным спортсменом, 
я был азартным болельщиком. Александр до сих пор вспоминает, как мальчишкой я 
провел его в раздевалку киевского «Динамо», которое играло с «Русенборгом» на 
его поле в Трондхейме. Украинский тренер без обиняков предложил своим 
футболистам «уложить норвежцев на поле». Киевляне обыграли норвежцев со счетом 
4:2, к счастью, не очень прислушавшись к тренерской установке и не слишком 
жестко играя с соперником.
    В Норвегии я заразился любовью к зимним видам спорта, особенно к 
скоростному бегу на коньках. Мы и в Москве ходили с детьми
108
на стадион в Лужниках, но я был разочарован реакцией моих соотечественников на 
выступления наших спортсменов. В Норвегии любой ребенок отлично знал, кто такие 
и что собой представляют великие советские конькобежцы Гончаренко, Шиликовский, 
Гришин или Скобликова, могли в любое время дня и ночи вспомнить их рекорды, 
вплоть до результатов забегов и секунд каждого круга. Многие наши болельщики, 
похоже, вовсе о них не слышали, не запоминали имен, а лишь смотрели, кто 
победил: «наш — не наш».
    В начале 70-х годов в Советском Союзе царствовал хоккей с шайбой. Как 
правильно выразился один из тренеров сборной СССР, ее выступления являлись 
частью жизни советских людей. Жена, правда, относилась к хоккею абсолютно 
равнодушно, но дети были в восторге.
    Были заметны успехи и в культурной жизни. Интереснее и разнообразнее 
становился театр, хотя к концу 70-х годов вновь обозначился спад. Большой театр 
был на высоте; его артисты выступали на лучших сценах мира. Мы с удовольствием 
замечали, что уровень концертной культуры тоже чрезвычайно высок.
    1980 год для нашей семьи был значительным в хорошем и плохом смысле слова. 
Дети выросли. Меня назначили заместителем начальника Первого главного 
управления КГБ, то есть заместителем руководителя разведки. Это была гораздо 
более ответственная должность по сравнению с теми, которые я занимал до сих пор.

    С другой стороны, почти не оставалось свободного времени, которое Валентина 
и я пытались максимально использовать раньше. На работе, дома, на даче, в 
служебной машине — везде заставали меня телеграммы и телефонные звонки. Разница 
во времени с Западной Европой приводила к тому, что я был обязан принимать 
решения и отдавать приказы в любое время суток. Дом превратился постепенно в 
место ночлега. Где бы я ни находился — на концерте ли, в театре, — Центр всегда 
знал, в каком раду и в каком кресле я сижу. Такую жизнь не назовешь нормальной 
для рядового госслужащего, но она типична для руководящего сотрудника 
специальной службы, когда минуты могут иметь решающее значение для интересов 
страны и конкретных людей. Я к ней привык, и от своих обязанностей не отлынивал.

    Воскресенья, к счастью, я мог, за некоторыми исключениями, проводить в 
семье. В 1980 году мы получили ведомственную дачу в небольшом поселке, 
расположенном в непосредственной близости от штаб-квартиры ПГУ в Ясенево. Дача 
была небольшая, примерно 45 квадратных метров, но с удобствами: горячей водой, 
ванной, электричеством и, естественно, со всеми необходимыми телефонами, 
включая защищенные.
    Дача в Ясенево стала нашей отдушиной. Летними вечерами мы могли сидеть всем 
семейством на веранде и наслаждаться природой
109
и общением. Моя жена полюбила выращивать овощи и особенно цветы на небольшом 
участке рядом с домом. Зимой можно было пройтись по свежему снегу на лыжах 
прямо от калитки. Мы так полюбили дачу, что редко ночевали в городской квартире.
 Для службы также преимущество было очевидным: всего несколько минут езды до