Хорстаду, за мной было установлено усиленное, «насколько это было возможно», 
наблюдение, но достаточных оснований для высылки не оказалось.
    Не только контрразведка задавалась вопросом об истинном роде моих занятий. 
Как-то мы сидели в ресторане с будущим министром
89
иностранных дел Кнутом Фрюденлундом, которого я знал еще со времени его работы 
помощником министра. У меня на протяжении многих лет были с ним хорошие личные 
отношения.
    «Скажите мне, — говорит Фрюденлунд. — У вас в посольстве два советника. 
Один из них — Смирнов, второй — вы. Один из вас должен быть резидентом КГБ. Вы 
— кто?» Я отшучиваюсь: «А кем бы вы хотели меня видеть?» «Вообще-то, мне 
интереснее беседовать с резидентом», — с улыбкой отвечает он.
    Расставание с Норвегией было трогательным. Здесь было все: и радость, и 
невзгоды, и светлое, и мрачное. Я полюбил эту страну. Посол устроил прием по 
случаю завершения моей командировки. В тот же день правая газета «Моргенбладет» 
поместила статью с моим портретом и фотографией квартиры в Осло под заголовком: 
«Здесь живет резидент КГБ в Норвегии».
    Думаю, что целью публикации было отпугнуть моих гостей. Но пришли все 
приглашенные, включая Эйнара Герхардсена.
    Глава 8
    ХРУЩЕВ И КОСЫГИН
     
    За время работы в Норвегии мне довелось поближе узнать двух высших 
государственных деятелей Советского Союза, каждый из которых по-своему пробудил 
надежды на осуществление назревших реформ в экономике и сделал практические 
шаги в этом направлении. Н.С. Хрущев, который был Первым секретарем ЦК КПСС с 
1953 года и главой правительства в 1958-1964 годах, посетил Норвегию с 
официальным визитом летом 1964 года, когда я был еще сравнительно молодым 
офицером разведки. А.Н.Косыгин, ставший Председателем Совета Министров СССР в 
1964 году, нанес визит в Осло через 7 лет, когда я завершал третью командировку 
в эту страну в должности резидента.
    Хрущев останется в истории как политик, резко отмежевавшийся от 
тоталитарного режима, насажденного в стране Сталиным. Он выступил за более 
открытое и демократичное общество, не прибегающее к чрезмерному принуждению и 
исключающее политические репрессии. В сфере внешней политики он стремился к 
снижению уровня противостояния с капиталистическими странами. Слово «оттепель», 
которое зачастую применяется как синоним начального периода его руководства 
страной, на мой взгляд, достаточно точно отражает истинное положение вещей. 
Оттепель, но не более.
    Впервые я познакомился с Хрущевым во время поездки в Советский Союз 
председателя внешнеполитического комитета стортинга Финна My весной 1958 года.
    Депутат парламента, журналист и специалист-международник, Финн My был 
знаком мне как человек, свободный от навязываемых буржуазной пропагандой 
стереотипов в представлениях о Советском Союзе. Он был неизменно вежлив и 
скромен, отличался непредвзятостью и производил благоприятное впечатление. В 
Норвегии его рассматривали как политика, сдержанно относящегося к чрезмерно 
тесному сотрудничеству с НАТО. Он был активным приверженцем политики Э. 
Герхардсена, направленной на неразмещение в мирное
91
время на территории Норвегии ядерного оружия и иностранных войск и поддержание 
добрососедских отношений с СССР.
    По прибытии My в Москву мне поручили перевести беседу с ним главы 
советского правительства, которая должна была состояться в тот же день. 
Предстояло явиться в Кремль к четырем часам дня. Уже заказали пропуск. 
Поручение было несколько неожиданным, и я решил заехать домой, захватить свои 
заметки с некоторыми политическими и военными терминами на норвежском языке, 
предполагая, что тема разоружения будет центральной в беседе.
    Когда я вышел из дому и направился к метро, меня остановили два человека. 
Они поинтересовались, не я ли Грушко. Получив утвердительный ответ, тут же 
усадили меня в автомобиль и на полной скорости помчались в Кремль. Выяснилось, 
что Хрущев решил встретиться с норвежским парламентарием на два часа раньше, и 
мы еле успели прибыть вовремя.
    Беседа с My началась в дружеском тоне и касалась в первые минуты общих тем. 
Но, когда разговор коснулся берлинского вопроса, разразился гром, хотя гость 
повода для такой реакции не давал. Дело в том, что накануне известные 
американские журналисты братья Олсоп выступили в прессе с комментариями, смысл 
которых сводился к необходимости прорыва блокады Западного Берлина при помощи 
танков. «Знаете, что они предлагают? —гневно сказал Хрущев. — Они, по сути, 
предлагают войну! Но мы ее не допустим. Я бы спустил с этих братьев штаны и 
высек ремнем по мягкому месту!» My внимательно слушал Хрущева, лихорадочно 
делая какие-то пометки на пачке папирос «Казбек». Я дал ему чистый лист бумаги, 
но ему не хватило и его, потому что слова нашего премьера лились нескончаемым 
потоком. Переводить было чрезвычайно трудно, потому что Хрущев почти не делал 
пауз. My отдавал себе отчет в том, что через него хотят довести советскую точку 
зрения по берлинскому конфликту до Запада. Норвежские каналы с подобной целью 
использовались не впервые, поэтому My был взволнован и сосредоточен.
    В ходе беседы Хрущев заметил: «Нам, кстати, очень не нравится то, чем 
занимаются американцы в Норвегии, в частности на норвежских аэродромах». My 
сделал удивленное лицо, а присутствовавший на беседе посол Норвегии 
поинтересовался, откуда у советского премьера такие данные? Хрущев на секунду