давно обещал жене и детям свозить их на представление. Когда мы вышли из 
квартиры, я обратил внимание на двух норвежцев, одетых в форму 
рабочих-ремонтников. По дороге за город за нами была слежка, причем 
контрразведчики необычно близко держались ко мне, в том числе и во время 
циркового шоу, как бы боясь случайно упустить. Вернувшись домой, мы обнаружили 
все так, как и оставили, — почти! Все вещи лежали приблизительно на своих 
местах, но кто-то их трогал. Ничего не пропало. Решил заявить об этом в полицию,
 которая, ссылаясь на отсутствие кражи, отказалась что-либо предпринять.
85
    Было ясно: «ремонтники» забрались в квартиру в поисках материалов, которые 
могли бы скомпрометировать Моисеева, норвежку и меня. Естественно, ничего не 
нашли. Моисеева вскоре удалось освободить. Оказалось, что не запрещено 
знакомиться с девушками из; Северной Норвегии, даже если они работают на 
военном объекте. Но из страны Моисеева выслали.
    Негласные обыски, конечно, не были повседневными. А вот прослушивание 
осуществлялось непрерывно, и это в известной мере накладывало отпечаток на 
атмосферу в семье. Когда я в самое необычное время суток должен был выезжать на 
оперативные мероприятия, дети знали: папа на работе. Но Валентина знала, что, 
если я, положим, должен вернуться к полуночи, а не появляюсь до трех утра, 
следует звонить по таким-то телефонам. Речь ведь шла об опасной работе. 
Договаривались без слов, языком мимики и жестов, в ходе обычного повседневного 
разговора. Жены, конечно, беспокоились за мужей, особенно в тех случаях, когда 
те задерживались. Хлеб разведчика не сладок, и этот груз семья несет вместе с 
ним.
    В моем норвежском «десятилетии» в июне 1966 года случился приятный перерыв. 
Я вернулся в Советский Союз и после отпуска, проведенного в Одессе и Таганроге, 
вновь сел за парту. На этот раз меня направили на курсы усовершенствования и 
подготовки руководящего состава Первого главка. По форме занятия напоминали 
программу «школы № 101», но проводились на более высоком уровне, для 
профессионалов. Офицеры с практическим опытом чувствовали себя более раскованно 
и материально были обеспечены лучше. Откровенно говоря, это было не только 
учебой, но и возможностью перевести дух.
    Преподавателями были опытные разведчики, в том числе и те, которые помогали 
добывать для Советского Союза американские ядерные секреты после войны. Одним 
из них был Владимир Барковский, работавший в свое время в Англии и имевший 
непосредственное отношение к Киму Филби и другим участникам «великолепной 
пятерки». Нам было известно, что Барковский имеет большие заслуги в получении 
информации по атомному проекту «Манхэттен», но он никогда не хвастал этим. 
Такие скромно вершившие большие дела люди приходились по душе моему поколению*.
    Наиболее интересным в учебе на курсах УСО было общение примерно с 20 
коллегами, за плечами которых, несмотря на относительную молодость, уже был 
солидный опыт практической работы в самых различных уголках земного шара. 
Большинство из них стали моими друзьями на всю оставшуюся жизнь.
     * В отличие от В. Барковского, организатор покушения на Л.Троцкого П.
Судоплатов опубликовал в 1994 году воспоминания, в которых много выдумок и 
преувеличений.
86
    Окончив курсы и проведя остаток года на работе в Третьем отделе ПГУ, в 
январе 1968 года я вновь — теперь в последний раз — отправился в Норвегию. 
Выезжал я в звании капитана, но по линии прикрытия занимал должность первого 
секретаря посольства, что было не совсем обычным. Как правило, на такие 
дипломатические должности назначались подполковники и полковники. Мне было 
поручено стать заместителем резидента по линии политической разведки.
    Бочка меда редко бывает без ложки дегтя. После полуторагодичного 
безоблачного пребывания в Советском Союзе я вернулся в Норвегию в то время, 
когда в другой части Европы — Чехословакии уже зрели события, ставшие для всей 
социалистической системы серьезным испытанием. Весной 1968 года отношения между 
руководством Советского Союза и Чехословакии заметно осложнились. В то время 
как Брежнев и его окружение повернулись спиной к предлагавшимся Косыгиным 
реформам и все больше внимания уделяли сохранению своих кресел, правительство А.
 Дубчека в Чехословакии взяло курс на либерализацию экономики, расширение 
свобод, допущение плюрализма мнений и большей политической терпимости к 
оппонентам. Советское руководство опасалось, что такое развитие событий может 
привести к выходу Чехословакии из Варшавского договора. Через разведывательные 
каналы мы знали, что Запад предпринимал все возможное, чтобы повлиять на 
направленность реформ в Праге. Речь шла не о прямом вмешательстве, а о 
политической поддержке и материальной подпитке некоторых групп. Чехословакия не 
выходила у нас из головы. Трагическая развязка наступила 21 августа 1968 г., 
когда войска Советского Союза и других союзников по Варшавскому договору вошли 
в Чехословакию.
    Как и во время венгерских событий 1956 года, я воспринял происшедшее с 
горечью. Участие ГДР в акции было встречено в Чехословакии особенно тяжело, 
поскольку психологически ассоциировалось с вторжением немецких войск в 1938 
году. И все это было сделано, чтобы остановить реформы, целесообразность 
которых незадолго до этого рассматривалась в Советском Союзе.
    Ввод советских войск произошел неожиданно. Сообщение о нем я получил лишь 
за несколько часов до начала операции и немедленно проинформировал посла. 
Независимо от чувств, которые нас переполняли, мы обязаны были отстаивать 
официальную точку зрения. Это было крайне трудно.
    Вокруг посольства в Осло собирались огромные толпы норвежцев,