норвежском общественном поприще.
    У меня начали складываться с этим деятелем хорошие личные отношения. Мы все 
чаще встречались с ним, и я подумывал о нем как о потенциальном объекте 
разработки. В то же время что-то подспудно вызывало тревогу. Его знания 
казались слишком точными для той работы, которой он занимался в одной из 
общественных организаций. Он неплохо ориентировался в американской внешней 
политике и деятельности ЦРУ и давал понять, что имеет доступ к секретам, 
которые могут меня заинтересовать. Что-то неестественное ощущалось во всей 
атмосфере наших отношений..
83
    Однажды я решился на элементарную проверку: явился на заранее обусловленную 
встречу в кафе пораньше. По некоторым особенностям поведения я обнаружил там 
двух сотрудников контрразведки: одного — на улице, другого — в самом помещении. 
А я знал, что, когда шел на встречу, наружного наблюдения за мной не было. 
Следовательно, контрразведка откуда-то узнала о месте и времени нашей встречи. 
По телефону с норвежцем мы об этом не говорили. Значит, спецслужбы получили 
информацию от моего собеседника или через него. Оставалось догадываться, за кем 
они следят: за мной или норвежцем? Самым неумным было бы покинуть кафе. Это 
лишь позволило бы сотрудникам контрразведки понять, что я обнаружил их. После 
появления норвежца я подчеркнуто держался в разговоре с ним рамок своего 
официального дипломатического статуса в расчете на возможное подслушивание.
    Контакт я не прервал, но линия поведения была уже совершенно ясна. Норвежец 
становился все более настойчивым, рассказывал о своих материальных затруднениях 
и прозрачно намекал, что не прочь получить финансовую помощь в обмен на 
информацию. Эти попытки я аккуратно, но твердо отклонял, ссылаясь на то, что 
являюсь законопослушным дипломатом. Впоследствии мы получили доказательства 
того, что норвежец если не с начала, то с какого-то момента действовал с ведома 
и по подсказке норвежских спецслужб.
    Провокации могли принимать и более жесткие формы. Так, норвежская 
контрразведка заподозрила одного из советских дипломатов среднего ранга в 
шпионской деятельности. Он был довольно активен, но никакого отношения к 
разведке не имел. Спецслужбы решили устроить ему ловушку, чтобы оказать нажим и 
попытаться привлечь к негласному сотрудничеству или устроить скандал и выслать 
из страны. Этот способный молодой дипломат имел слабость садиться за руль 
автомобиля в нетрезвом состоянии, что не осталось незамеченным. Однажды поздно 
вечером в нетрезвом состоянии он должен был возвращаться из компании норвежцев. 
На одной из боковых улиц по обычному маршруту его движения контрразведчики 
выставили автомобиль, который должен был спровоцировать на перекрестке 
столкновение. К счастью, мы заранее получили информацию о готовящейся 
провокации, сопряженной с риском для жизни нашего гражданина, и в последний 
момент ее удалось предотвратить. Дипломат получил от посла соответствующее 
внушение без раскрытия подстерегавшей его опасности и в дальнейшем ошибок не 
повторял.
    Естественно, наружное наблюдение проявляло интерес и ко мне. Для отвлечения 
внимания «наружки» и растаскивания ее сил и средств мы практиковали синхронные 
ложные выезды сотрудников посольства в город в нужное время. Оперработники с 
готовностью помогали друг другу. Я сам неоднократно уводил за собой основную 
массу автомашин контрразведки, чтобы позволить тому или иному
84
своему подчиненному беспрепятственно выйти на важную операцию. Однажды я 
записался на курсы норвежского языка, активно посещаемые натовскими офицерами. 
Формальных оснований для отказа мне не было. Было занятно наблюдать, как 
несколько контрразведчиков контролируют мои языковые упражнения. Естественно, 
на этих курсах я не собирался никого вербовать. А впрочем, кто знает, где тебя 
подстерегает удача. Мало ли что могло произойти, если удалось бы встретиться с 
кем-либо из сокурсников в неофициальной обстановке. Интересно было общаться с 
американцами, знакомиться с их стилем, манерой поведения. Мне даже было 
несколько жаль их, когда я узнал, что они обязаны докладывать своим офицерам 
безопасности о каждом шаге. Однажды я пригласил одного из них на кружку пива в 
город. Мы поехали на его машине в бар. Но беседы не получилось. Чувствовалось, 
он панически боялся, что сводка наружного наблюдения поступит его начальству 
раньше его собственного рапорта о встрече со мной и ему придется долго 
объясняться.
    Чтобы ввести в заблуждение контрразведку, я старался в легальных контактах 
держаться безукоризненно.
    Выезжая периодически в университет или его общежитие для встреч со 
студентами, я с большим удовольствием отмечал наличие за собой «хвоста». Значит,
 моим коллегам, проводящим в городе оперативные мероприятия, будет чуть-чуть 
полегче. Общение с перспективной молодежью не дает немедленных результатов, но 
и потерянным это время не назовешь. В будущем некоторые из них могли занять 
важные посты, стать полезными.
    Работа разведчика «в поле» всегда сопряжена с нагрузкой на его семью. 
Спокойствия в личной жизни практически не было никогда. Например, однажды по 
обвинению в шпионаже был арестован молодой инженер советской компании 
«Конейсто» в городе Драммен Моисеев. Консул немедленно выехал в Драммен, а я, в 
свою очередь, предпринял первоочередные шаги по нашей линии с целью добиться 
его скорейшего освобождения. «Преступление» инженера, как выяснилось, состояло 
в том, что он познакомился с девушкой из Северной Норвегии, которая работала на 
военном объекте.
    В тот же день в пригороде Осло проходили гастроли советского цирка, а я