Выступая в двойной роли в Норвегии, я старался добросовестно играть каждую. 
Если бы я активно не работал по линии прикрытия и не выполнял дипломатических 
обязанностей, осложнилась бы и моя разведывательная деятельность. Норвежская 
контрразведка прекрасно знала, что руководство разведкой осуществляется из стен 
посольства, что костяк резидентуры находится здесь. Чего ей знать было не 
положено, так это кадровый состав резидентуры. Конечно, в отношении конкретных 
людей могли появляться предположения, а то и подозрения, но от них до 
доказательств еще далеко.
    В противоположность тому, что утверждается в частых кампаниях шпиономании в 
Норвегии, наша работа велась без особого размаха,
81
сообразно задачам. Резидентура была хронически недоукомплектована. Политической 
разведкой занимались 3-4 человека. Имелись офицер безопасности, оперативный 
водитель, шифровальщики, оперативно-технический сотрудник.
    Таким составом мы не могли, конечно, достичь агентурного проникновения во 
все интересующие разведку объекты. Цель состояла в том, чтобы создать сеть 
агентуры и других информационных источников — небольшую, но эффективную и 
надежную. Достаточно было иметь лишь несколько человек, но в ключевых местах, с 
нужными связями и доступом к интересующим нас документам. Создать такую сеть и 
поддерживать ее работоспособность было непросто, поскольку норвежская 
контрразведка работала активно и изобретательно. Разведчику трудно «спрятаться» 
в маленьком советском коллективе и «раствориться» в относительно небольшой 
норвежской столице.
    Но мы получали разведывательную информацию по различным каналам практически 
со всего мира. Нашими важнейшими контактами вовсе не обязательно были норвежцы. 
Резидентуры через Центр обменивались друг с другом оперативными сведениями, и 
при появлении в сфере нашего внимания интересного человека, с которым работали 
или которого изучали раньше в другой стране, контакт с ним не терялся.
    Во время моей работы в Норвегии у нас было два контакта из числа 
американцев. Оба были так называемыми «доброжелателями», то есть лицами, 
предложившими нашей разведке свои услуги.
    В работе с «доброжелателями» всегда сталкиваешься с серьезной дилеммой. 
Если их желание сотрудничать является искренним, то такой шанс упускать нельзя. 
Вместе с тем нельзя сбрасывать со счетов возможность внедрения спецслужбами 
противника «подставы». В этом случае готовься к провокации, высылкам и 
политическим скандалам.
    При получении предложения о сотрудничестве мы обязаны были проверить все, 
что подлежало проверке. Во-первых, нужно было выяснить, служит ли в Колсосе 
вообще сотрудник с такой фамилией? В нашем случае это подтвердилось. Для 
проверки мы достали закрытые списки всех сотрудников штаб-квартиры НАТО и 
других учреждений США в Норвегии с указанием телефонов, домашних адресов и т.д. 
Но был ли наш «доброжелатель» тем, за кого себя выдавал? Помогла Москва, 
которая навела справки по сведениям, сообщенным американцем, — из какого он 
штата, где учился, на ком женат. Цель как будто бы достигнута: «доброжелатель» 
не блефует.
    Тем не менее я и сегодня не могу с уверенностью сказать, были ли эти 
обратившиеся к нам американцы искренними людьми или «подставами». Подозрения 
мои основываются на том, что от этих контактов не поступала какая-либо значимая 
информация. Знаю только, что подобные ситуации всегда очень деликатны и сулят 
либо
82
крупный успех, либо крупные неприятности. Известно также, что лучше всего в 
таких случаях полагаться на опыт и сведения внешней контрразведки. Нередко 
бывало так, что отношения с иностранцами по всем критериям развивались удачно, 
но вдруг следовал сигнал контрразведчиков: немедленно прекратить разработку или 
законсервировать агента. В таких случаях лишних вопросов не задают и 
затраченного труда не жалеют. Основополагающий принцип разведки — принцип 
«фрагментарности»: каждый сотрудник и руководитель любого уровня знает только 
то, что ему положено, и не задает лишних вопросов. Цель такой организации 
работы состоит в защите источников информации, предотвращении утечки сведений и 
ограничении ущерба в случае провала. Оппоненты, если они достигли успеха, 
должны открыть лишь кусочек мозаики, но не всю картину. Когда в последние годы 
средства массовой информации просили меня прокомментировать нашумевшие «дела», 
например Олдрича Эймса в США или Стига Берлинга в Швеции, мне нечего было 
сказать. И не только потому, что я не хотел, но и потому, что не знал, Хотя в 
разведке и контрразведке я занимал высокие должности. Имя Эймса я впервые узнал 
из газет. Ценные источники, как правило, тогда были известны лишь 3-4 
должностным лицам во всей разведке. На мой взгляд, это — свидетельство высокого 
уровня конспирации и профессионализма. Поэтому, когда бывшие советские офицеры, 
ставшие перебежчиками, направо и налево разбрасываются именами источников, 
действующих за пределами их участка работы, им не следует верить. Они блефуют, 
чтобы привлечь к себе внимание.
    С провокаторами приходилось сталкиваться часто. Однажды я познакомился с 
норвежцем, который, будучи общественным деятелем среднего масштаба, проявлял 
необычайно большую осведомленность в политических вопросах. Во время наших 
встреч он анализировал события и делал оценки и прогнозы, которые казались мне 
очень любопытными, особенно по вопросам предвыборных кампаний, расстановки 
политических сил, проявляя недюжинную глубину суждений и блестящие знания. 
Норвежец не был активным членом какой-либо партии, но в годы войны принимал 
участие в антифашистском сопротивлении. И сегодня он не последняя величина на