|
Послушайте, а что если вам задержаться здесь еще на годик?»
Ссылаюсь на то, что решение ЦК уже принято.
70
Но Родионов был не лыком шит и имел вес. Он, заведующий отделом, не являлся
карьерным дипломатом, будучи по образованию морским офицером. Во время войны,
неплохо разбираясь в вопросах морского права, выезжал в составе советской
делегации на переговоры о создании ООН. Однажды, перед поездкой Родионова на
очередной раунд переговоров в качестве руководителя делегации, Сталин узнал,
что он всего лишь капитан первого ранга.
«Кто возглавляет американскую делегацию?» — поинтересовался Сталин. Ему
ответили: контр-адмирал. Сталин посчитал, что уровень нашего представителя
должен быть не ниже, и удивленный Родионов сразу по прибытии в посольство в
Вашингтоне узнал, что ему присвоено адмиральское звание. Впоследствии он стал
послом в Швеции. С 1956 года заведовал отделом МИД и сохранил влиятельные связи.
Не знаю, как Родионову это удалось, но мой переход в разведку был отсрочен
на год. Поэтому вместо начала службы в разведке я вернулся к нотам и заявлениям.
Много внимания было уделено с моей стороны и подготовке мероприятий в связи с
15-летием освобождения советскими войсками Северной Норвегии (Финнмарк). Это
поручение было приятным.
Осенью 1944 года Красная Армия вступила в Норвегию в районе города Киркенес,
прорвала оборону немцев и двинулась дальше, на юг. После тяжелых боев бегство
фашистов было настолько стремительным, что наши едва успевали догонять их. Если
бы Советский Союз захотел, наши солдаты могли бы пройти всю Норвегию. Но этого
не случилось. По просьбе самих норвежцев наши войска некоторое время оставались
в Финнмарке для оказания помощи местному населению в организации снабжения и
восстановительных работ, а затем были полностью выведены.
Одной из причин быстрого вывода войск, очевидно, являлись договоренности,
достигнутые «большой тройкой» — Сталиным, Рузвельтом и Черчиллем — на
Тегеранской конференции в конце ноября 1943 года и на последующих встречах.
Можно предположить; что лидеры не только координировали свои действия в борьбе
с фашизмом, но и думали о сферах своих интересов в послевоенное время. Я рылся
во всевозможных документах, но не нашел ничего — ни в тегеранских протоколах,
ни в других материалах, — что могло бы свидетельствовать о каких-либо
договоренностях в отношении Норвегии. Тем не менее было понятно, что Норвегия
останется вне сферы советских интересов.
Если отвлечься от международных переговоров, то, как я уже писал выше,
неоспоримым историческим фактом является то, что русский солдат никогда не был
в Норвегии иначе как освободитель. Наверное, именно поэтому главнокомандующий
советскими освободительными силами генерал Щербаков стоял рядом с королем
Норвегии на всех праздничных мероприятиях в Осло 7 июня 1945 г.
71
На юбилейные мероприятия в октябре 1959 года норвежцы пригласили советскую
делегацию в Финнмарк, и мне было поручено подготовить ее состав и организовать
поездку вместе с Союзом советских обществ дружбы (ССОД), Министерством обороны
и руководством Мурманской области, которое возглавлял В.Коновалов.
ССОД пригласил в состав делегации поэта Евгения Долматовского. Министерство
обороны было представлено генерал-лейтенантом Константином Грушевым. Он стал
генералом еще во время войны, принимал непосредственное участие в освобождении
Киркенеса. Грушевой был очень приятным человеком. Он знал Л.И.Брежнева по
Днепропетровску и был одним из ближайших его друзей. Я представлял Министерство
иностранных дел.
В Северной Норвегии нас принимали великолепно. Но, как всегда, не обошлось
и без досадных оплошностей. Коновалов был очень доволен, что накануне поездки
купил для торжеств черные лакированные ботинки. Поскольку разносить их он не
успел, ботинки страшно жали. Пришлось прийти на помощь и раздобыть для
мурманского начальника пару скромных калош. В них он и выступал на званых
банкетах. Встретившись спустя много лет, К.С.Грушевой, Е.Долматовский и я
вспоминали этот случай и смеялись.
На Севере Норвегии я был не впервые и теперь еще раз смог убедиться в том,
что северяне относятся к русским в целом более открыто и благожелательно, чем,
скажем, жители Осло. А Коновалову так понравился оказанный советской делегации
прием, что он попросил меня подготовить обстоятельный доклад для ЦК партии, что
и было сделано.
Но вернемся в Москву. Год спустя после прогулки по парку с полковником из
КГБ все же состоялось мое зачисление в органы госбезопасности. Мне присвоили
звание младшего лейтенанта. На практике это означало, что вновь придется
учиться.
Институт по подготовке кадров разведки назывался «школой № 101», которая
находилась в большом закрытом районе под Москвой. Впоследствии, после смерти в
1984 году Генерального секретаря ЦК КПСС, бывшего председателя КГБ Юрия
Андропова, институту было присвоено его имя. В «школу № 101» в качестве
слушателя я прибыл в конце лета 1960 года. Мы жили там же в комнатах по 3-4
человека. Молодые офицеры пришли в разведку различными путями. Некоторые, как и
я, — из Министерства иностранных дел, другие — из внутренних органов, третьи —
с партийной работы. Последние, как правило, были постарше, слабо владели
иностранными языками, им требовалось дополнительное время для подготовки, чтобы
стать международниками. Вместо одного года они, как правило, учились в течение
двух-трех лет. Владея немецким и норвежским языками, я воспользовался учебой,
чтобы освоить в какой-то степени английский.
|
|