премьер-министром Норвегии и его супругой не в зале приемов, а в личной 
резиденции посла. Такой обед состоялся. На этот раз о политике практически не 
говорилось. Разговор шел о личных делах, об обыденном. Герхардсен был раскован 
и чувствовал себя как дома, поскольку он более не был облечен властью.
    Я знал, что Берне в последнее время нездоровилось, но она пыталась как 
могла скрыть болезнь. Как говорили, у нее был рак. Мы с Валентиной обратили 
внимание на то, что Верна не могла сидеть спокойно. Очевидно, ее мучили сильные 
боли. Мы заметили также, что она практически ничего не ела.
    Обладая огромным самообладанием, она попробовала преуменьшить серьезность 
своего положения, рассказав, что упала на трамвайных путях, сильно ушиблась и 
угодила в больницу. Там Верна все время думала о детях — Торгунн, Руне (сейчас 
он, кстати, является мэром Осло) и Трульсе. С невеселой улыбкой она сказала, 
что с годами материнский инстинкт усиливается.
    Всего через несколько недель мы получили скорбное сообщение о кончине Верны.
 На похоронах были наш посол и я как советник посольства. С кладбища все 
поехали в «Фолкетс Хюс», где состоялась траурная церемония. После речей я 
подошел к Герхардсену и выразил ему мои личные соболезнования. Поблагодарив, 
Герхардсен сказал: «Спасибо, что вы сочли своим долгом проводить ее. Вы играли 
очень важную, даже не можете представить, насколько значительную роль в ее и 
моей жизни».
    То же самое я могу сказать и о них. Политическая дальновидность и ум 
государственного деятеля Эйнара, искреннее желание улучшить условия жизни 
народа, поставить человеческую личность в центр политики не могли не оказать на 
меня глубокого влияния. Большинство государственных деятелей, долго находящихся 
у власти, со временем, к сожалению, утрачивают способность слушать и слышать 
других. Эйнар Герхардсен был не из их числа. Его кредо состояло в том, чтобы 
попытаться понять других, вникнуть в ход их мыслей, даже если, как в случае со 
мной, это были доводы молодого, неопыт-
62
ного и даже, как писали тогда газеты, «опасного для Норвегии человека».
    К вопросу об «опасности». В Норвегии и сейчас задаются вопросом не нанесли 
ли мои отношения с премьер-министром ущерба их стране но логично, на мой взгляд,
 задуматься и об «опасности», которой могла подвергаться другая сторона. Поясню 
на таком примере В первые послевоенные годы в нашей идеологии господствовала 
сталинская доктрина социал-демократии. Согласно ей, социал-демократы 
представляли собой наиболее реакционную силу, более опасную для рабочего класса,
 чем капитализм как система. Сталин объявил западноевропейских 
социал-демократов главными врагами социализма. Это идейное наследие оказывало 
влияние на советские партийные и властные структуры еще очень долго, много лет 
спустя после поворота к более примирительной политике. Моя же работа в Норвегии 
руководство политической разведкой во всей Европе, но главное — личное общение 
с Герхардсеном и его супругой заставили занять гораздо более лояльную позицию в 
отношении к европейской социал-демократии, чем было принято в Советском Союзе.
    Как-то в 70-е годы председатель КГБ Юрий Владимирович Андропов должен был 
выступать с большим докладом на одном из торжественных собраний. В соответствии 
с существовавшей тогда практикой различные подразделения заблаговременно 
получили проект доклада для замечаний и предложений.
    Было известно, что Ю.В.Андропов проявлял огромный интерес к 
социал-демократическим партиям и их взглядам на решение общественных проблем. 
Проект доклада содержал довольно благожелательные характеристики западной 
социал-демократии, особенно в части внешней политики. Я предложил некоторые 
идеи и формулировки, которые шли еще дальше в этом направлении.
    Мои предложения не прошли. Я оказался большим «социал-демократом», чем 
Андропов.
    Политическое чутье и авторитет Герхардсена на Западе и Востоке сделали 
неоценимой его роль в «наведении мостов» и поиске компромиссов между великими 
державами в мире, который балансировал на грани третьей мировой войны. Это 
сегодня можно говорить, что такая угроза существенно уменьшилась. В прежние же 
времена это было не столь однозначно. Если мне своей политической работой 
удалось в какой-то степени способствовать улучшению информированности 
советского руководства о Западе и пониманию различных тенденций и подходов к 
решению важных международных проблем, то думаю, я выполнил свой долг не только 
перед Родиной, но и перед светлой памятью Эйнара и Верны Герхардсен.
    Глава 6
    ИЗ ДИПЛОМАТИИ В РАЗВЕДКУ
     
    После завершения первой командировки в Норвегию в 1958 году можно было 
ожидать продолжения работы в центральном аппарате МИД, естественно при условии 
положительной оценки результатов работы в посольстве. К счастью, именно так ее 
и оценили. Я приступил к работе в норвежской референтуре отдела Скандинавских 
стран МИД. Валентина, я и наш сын Александр, «задуманный» еще до отъезда в 
Норвегию, но родившийся в Осло, вернулись в Советский Союз с оптимистическим 
настроением. Чувствовалось, что климат в отношениях между Советским Союзом и 
Норвегией улучшается. Я горел желанием содействовать дальнейшему продвижению в 
этом направлении на порученном мне участке. Хрущевская оттепель, проявившаяся 
по отношению к Западу, пустила корни и в самом советском обществе. Сталинского 
министра иностранных дел Молотова, отличавшегося твердостью и непримиримостью, 
сменил на посту суховатый профессионал Андрей Андреевич Громыко. Правда, 
непродолжительное время министерство возглавлял А.Н.Шепилов. Для Молотова, 
кстати, запросили агреман для направления на должность посла в Норвегию.