какую-то черту характера и, не обижая, по-доброму подковырнуть.
    Теплые, дружеские, окрашенные юмором отношения сохранялись между нами до 
конца поездки. На книге, подаренной перед расставанием, Шолохов сделал 
дарственную надпись, назвав меня «сынком», а себя — «убеленным сединой отцом». 
Но и здесь он не мог удержаться от улыбки: «Покорителю девичьих (по 
преимуществу норвежских) сердец, но, несмотря на это, верному мужу своей верной 
жены».
    12 лет спустя, в декабре 1969 года, я вновь встретился с ним и Марией 
Петровной в Осло. Наше знакомство переросло в дружбу, и передо мной раскрылись 
более серьезные стороны жизни и творчества М.А.Шолохова.
    Однажды мы не спеша возвращались домой. Поравнялись с кинотеатром, где шел 
американский фильм «Доктор Живаго». Я знал, что по своим политическим взглядам 
Шолохов весьма далек от Пастер-
44
нака, но мне удалось ненадолго затащить его в кинотеатр. Сцены насилия в фильме 
произвели на меня сильное впечатление.
    Когда мы пришли домой, я поставил пластинку с музыкой из этого фильма, 
которая понравилась нам обоим.
    «Витя, — сказал Шолохов, — увиденное на экране ужасно. Но то, что на самом 
деле происходило во время гражданской войны, было такой трагедией, которую 
невозможно передать ни в романе, ни в
    кино».
    И писатель начал рассказывать мне о том, что пережил он сам, о том, как 
политика разделяла села и семьи на враждебные, непримиримые лагеря, как брат 
шел на брата. О простых людях, которые оказались заложниками и жертвами 
столкновений между белыми и красными. Короче, о тех реальных событиях, которые 
легли в основу «Тихого Дона». Разговор длился часов пять, перешел на Великую 
Отечественную войну, в которой Шолохов принимал участие в качестве 
корреспондента фронтовой газеты «Красная звезда», на личность Сталина.
    Михаил Александрович встречался со Сталиным не раз. В середине 30-х годов 
он был наездом в Москве. Александр Фадеев, один из руководителей Союза 
писателей, заказал ему номер в гостинице «Националь». Приезд совпал с днем 
рождения Шолохова, и он решил отметить его с московскими друзьями.
    В то время писатель только обретал популярность. Он работал над «Тихим 
Доном», задуманным как большой роман в четырех книгах. Первая из них уже была 
издана. Во влиятельных литературных кругах она вызвала серьезную критику: 
советскому народу не нужны такие литературные «герои», как Мелехов, мечущиеся 
между красными и белыми.
    «Ты не можешь представить себе мои переживания, — вспоминал Шолохов. — Надо 
мной нависла реальная угроза. Я думал, что никакого продолжения романа вообще 
не последует, во всяком случае, ни одна книга не увидит свет».
    С такими невеселыми мыслями Шолохов сидел в гостинице и ждал гостей. Вдруг 
раздался телефонный звонок: «Товарищ Шолохов? С вами говорит Сталин. Не могли 
бы вы приехать в Кремль? Надо поговорить».
    Шолохов не ждал от приглашения ничего хорошего, он почувствовал себя в 
опасности. Паника усилилась, когда Сталин произнес: «К вам придет машина и вас 
заберут». Может быть, он просто неудачно выразился, но ощущение было тяжелым.
    Через десять минут действительно приехала машина. Это был правительственный 
лимузин, на котором писателя доставили в Кремль. Сталин принял Шолохова не в 
рабочем кабинете, а у себя на квартире и сразу перешел к делу.
    «Товарищ Шолохов, я внимательно слежу за вашей работой и
45
прочитал первую часть «Тихого Дона». Должен сказать, что в целом эта вещь мне 
нравится. Но как коммунист коммунисту я обязан сказать вам правду. А правда 
состоит в том, что для советского народа нельзя писать так, как пишете вы».
    Далее Сталин пояснил, что один из белых генералов описан Шолоховым с 
излишней симпатией. Михаил Александрович почувствовал, что тучи сгущаются, и 
предложил внести в роман коррективы. «Нет, — сказал Сталин, — написанное 
править не нужно. Но примите критику во внимание при работе над следующими 
книгами». Шолохов понял, что на этот раз пронесло и издание «Тихого Дона» не 
будет приостановлено. Напряжение несколько спало, и он рассказал о предстоящей 
встрече с московскими друзьями-писателями по поводу дня рождения. Сталин 
поздравил именинника и даже снабдил компанию несколькими бутылками вина из 
личных запасов. Рассказывая это, Михаил Александрович заметил, что в тот день 
он впервые проехался в московском метро и его удивило, что на станции 
«Кировская» стоит бюст Сталина. Беседуя с вождем, он осмелился в вежливой форме 
сказать тому, что по русским традициям не принято ставить памятники живым.
    «Я понимаю, что вы имеете в виду, — произнес Сталин. — Но русскому народу 
нужна башка».
    С этим Шолохову трудно было согласиться. Он понимал, что Сталин ведет дело 
к установлению режима безраздельной власти, а это не соответствовало его 
представлениям о социализме. В целом отношение писателя к Сталину было 
неоднозначным. С одной стороны, Шолохов был убежденным коммунистом, воевавшим 
за дело революции и продолжавшим борьбу за социализм в своем литературном 
творчестве, и победы социализма были для него, как и для всех, связаны с именем 
Сталина; с другой — он не мог не видеть и не опасаться диктаторских замашек 
вождя. В течение 30-х годов писатель постоянно писал Сталину письма с критикой 
преследований простых людей и жестких методов коллективизации, подвергая себя 
смертельной опасности.
    Разговор с Шолоховым еще раз убедил меня в его уникальной способности