англичане не выдавали им визу. При этом «меткость стрельбы» была изумительной, 
потому что пораженными оставались только мишени ПГУ КГБ, остальные же службы и 
ведомства осуществляли замену своих сотрудников планово и почти беспроблемно.
      Дошла очередь и до резидента. Центр долго тянул с его заменой, но момент 
всетаки наступил. Резидент вернулся в Москву, а его кандидату На замену в визе 
было отказано. Тогда Центр тщательно «прошерстил» свои кадры и сделал новый 
заход, послав на визу совершено нерасшифрованного полковника, но результат был 
тот же. Нашли третьего, четвертого, но англичане стояли на своем и упорно не 
пускали «козла» в свой огород.
      В лондонской резидентуре уже никого из старших сотрудников не оставалось. 
Кроме Гордиевского.
      И тогда Центр пришел к естественному решению назначить резидентом его, 
уже «сидевшего» в стране. Слух об этом назначении мгновенно распространился в 
компетентных кругах, и я тоже узнал, что Олег Антонович скоро должен был 
появиться в Москве для официального утверждения в статусе руководителя одной из 
самых престижных и важных точек разведки.
      …Он некоторое время стоял передо мной, улыбаясь своей характерной 
«земноводной» улыбкой, а потом всетаки закрыл за собой дверь, приглашая меня 
на короткий разговор.
      — Слушай, — начал он, — я сейчас в беседе с шефом узнал, что ты едешь 
резидентом в Баренцбург.
      — Да, это так.
      — Поздравляю. Я постарался охарактеризовать тебя с самой лучшей стороны. 
Сказал, что Шпицберген — это не тот масштаб для такого грамотного, способного и 
вообще перспективного работника.
      Гордиевский всегда отличался распространением неумеренных и довольно 
фальшиво звучавших комплиментов в присутствии самого адресата.
      — Спасибо. Как ты самто?
      — Я приехал на пару недель на утверждение.
      — Ты молодец. Такое назначение ко многому обязывает. От души поздравляю.
      — Спасибо. Надо было бы какнибудь встретиться, поболтать.
      — Нет проблем. Звони, как будешь свободен.
      — Отлично. Ну я побежал, мне еще надо забежать коекуда.
      — Конечно, конечно.
      Мы обменялись домашними телефонами, Гордиевский ушел, а я открыл дверь и 
пошел на беседу к начальнику.
      Прошел примерно месяц с того времени, как я встретил Гордиевского, но он 
мне так и не позвонил. Признаться, я не горел желанием встречаться с ним в 
интимной обстановке — слишком свежи были впечатления от его холодного отношения 
ко мне в Копенгагене. От своих знакомых я узнал, что дело с назначением его 
резидентом в Лондон слегка подзатянулось и ему предложили уйти пока в отпуск, 
чтобы подправить пошатнувшееся на оперативном поприще здоровье. Для этого 
всегда были свободны места в подмосковном санатории КГБ в Кратове. Туда он и 
уехал. Ясно, что позвонить он мне не мог, потому что в Москве его не было.
      Между тем я уже заказал билет на самолет для себя и жены до Баренцбурга и 
потихоньку собирал и паковал вещички. В июньское жаркое утро на снимаемой нами 
квартире зазвонил телефон.
      — Борис Николаевич? Говорит дежурный по управлению. Вам надо срочно 
явиться на работу.
      — А чтонибудь случилось?
      На другом конце провода возникла пауза, потом дежурный сказал:
      — Вы приезжайте и обо всем узнаете на месте.
      Я сразу подумал о предательстве. Последнее время месяца не проходило без 
известий о том, что тот или иной сотрудник разведки ушел на Запад. Коллектив 
разведчиков был взбудоражен этим бедственным явлением чрезвычайно. Удары 
сыпались на службу один за другим, и она, не успев оправиться от одного, 
принимала на себя уже другой. ПГУ гудело от всех разговоров и пересудов на эти 
темы как улей. Время было тревожное, как при затишье накануне большой грозы.
      Человек ко всему привыкает, в том числе, вероятно, и к предательству.
      Со временем оперсостав ПГУ, отупев от всех передряг, перестал так остро 
реагировать на уходы своих бывших коллег к противнику и воспринимал их как 
неизбежное зло. Да и руководство, кажется, считало их необходимым атрибутом, 
сопровождающим опасную работу по выполнению почетных заданий партии и 
правительства в новых социальноисторических условиях. Правда, когда снаряд 
ложился рядом или прямо попадал в тебя, было уже далеко не до философии.
      …Дежурный попросил меня зайти в кабинет номер такойто. Мой старый 
товарищ и наставник Геннадий Степанович Снигирев, теперь уже тоже ушедший 
безвременно в мир иной, сидел за столом, заваленным горой оперативных досье.
      — Степаныч, что случилось?
      — Что случилось, трататата? Сбежал твой лучший друг Гордиевский!
      — Гордиевский?! Не может быть.
      — Может, трататата!
      — Когда?
      — Сегодня ночью!
      — Как?
      — Из санатория в Кратове. Обманул «наружку» и сбежал.
      — «Наружку»? Он что, был в разработке?
      — Судя по всему. Командировка в Москву была легендой.
      — Англичане?
      — Похоже, да.