общения у них, естественно, не было.
      Однажды мне позвонила в консульство шведка и спросила:
      — Скажите, пожалуйста, к вам не обращался за советской визой господин 
Ларссон?
      — Извините, но я затрудняюсь дать ответ, не зная, с кем имею дело.
      — Это его жена.
      — А разве вы не можете узнать об этом у своего мужа?
      В трубке замолчали, потом раздались характерные вздохи, перешедшие в 
рыдание. Я отыскал в стопке только что доставленных турбюро «Нюман ок Шульц» 
паспорт Ларссона и положил его перед собой.
      — Я прошу вас, не давайте ему визу, — попросила трубка.
      — Вы не хотите, чтобы ваш муж уехал в Ленинград? Да.
      — Позвольте, а какие у вас для этого основания?
      — Я умоляю вас, откажите ему в визе, потому что он хочет разрушить семью. 
Он познакомился там с какойто женщиной и хочет развестись со мной. А у нас 
двое детей…
      — Фру Ларссон, но как же я откажу ему в визе, если он выполняет 
официальный контракт? Какие причины я должен привести в оправдание руководству 
его фирмы?
      — Так вы не можете ничего сделать? — В голосе женшины было отчаяние.
      — К сожалению, в данном случае нет.
      — Извините меня ради бога. — Бедная фру Ларссон положила трубку.
      Прошло какоето время, и я оказался на приеме, устроенном нашим 
торгпредством по случаю сдачи в строй ленинградской гостиницы «Прибалтийская». 
От шведов на прием явились представители фирмыподрядчика. Многие из них пришли 
на прием с женами. Я стоял в стороне, наблюдая за гостями, когда ко мне подошел 
яркорыжий, курчавый, элегантно одетый швед. Он держал под руку молодую девицу 
довольно вульгарной наружности, на плечах которой, как у Джульетты Мазина в 
«Ночах Кабирии», весьма некстати висела рыжая лиса. Мне на мгновение показалось,
 что я гдето когдато этого шведа видел, но не успел вспомнить, потому что он 
торжественно представился сам:
      — Познакомьтесь, господин вицеконсул, это моя русская жена.
      Девица с лисой назвала какоето имя, а я спросил шведа:
      — Мы с вами гдето встречались?
      — Да, конечно. Помните, я был у вас на приеме. Мне нужно было срочно 
получить визу, а вы потребовали за срочность оплату пошлины.
      — Ваша фамилия Ларссон?
      — Так точно.
      — Теперь я вспоминаю.
      Ларссон в самом начале контракта лично приносил паспорта на визу, но 
тогда еще я не был заочно знаком с его женой.
      Итак, шведская статистика зафиксировала еще один распад семьи, а шведское 
общество обогатило себя еще одной персоной, выезд которой за границу доставил 
неподдельную радость ленинградской милиции.
      Впрочем, я не буду слишком строго судить выбор господина Ларссона и его 
коллег. Из «интердевочек» тоже могут выйти неплохие жены. Дай бог ему счастья. 
И нашей девочке тоже.
      …В результате массового притока в страну иностранцев Шведы имеют у себя 
то, что имеют. Когда я вновь появился в Стокгольме в 1996 году, то убедился, 
что за четырнадцать лет, прошедших с момента моего убытия из ДЗК, в столице 
многое изменилось. Сразу бросилось в глаза, что на телевидении появилась масса 
мулатов и метисов, которые по внешнему виду ничем не отличались от жителей 
Ямайки или Пакистана, но говорили на хорошем столичном диалекте шведского языка.

      На улицах столицы, в магазинах, офисах появились смуглые, черноволосые и 
кареглазые шведы, которые уже не подметают метлами улицы, не сидят за рулевой 
колонкой автобуса, а заняли вполне престижные по старым меркам рабочие места, 
принадлежавшие когдато коренным шведам. Особенно непривычно для моего глаза 
было наблюдать неказистого потомка латиноамериканских индейцев в форме капрала 
шведской армии или, наоборот, стройного гибкого выходца из индусской касты 
неприкасаемых за прилавком банка.
      Когда я улетал из Стокгольма и ждал самолет «Аэрофлота», начинавший свой 
рейс в Лиме и осуществлявший транзитную посадку в Арланде, я был шокирован 
толпой коротконогих, пузатеньких, ширококостных и упитанных латиноамериканцев с 
большой примесью индейской крови в жилах, вывалившихся из чрева «Ту154» и 
звонко перекликавшихся между собой на шведском языке. То были чилийцы или 
боливийцы, возвращавшиеся в Швецию из отпусков, которые они проводили на своей 
бывшей родине.
      Иностранцы в весьма приличных дозах влили свою кровь в шведскую, и я 
сомневаюсь, что шведам при таком этническом соотношении удастся сохранить свой 
чисто северный тип на будущее. По языку это, конечно, будут шведы, но при виде 
таких шведов у Августа Стриндберга вряд ли поднялась бы рука написать 
знаменитую «Красную комнату».
      Но времена меняются.
      
      
ШПИЦБЕРГЕН
      
     Грумант угрюмый, прости!
     На родину нас отпусти!