сдерживает эмоций и с позиций своего превосходства пытается поиздеваться над 
«неудачливыми советскими мореходами», которые, пусть даже потеряв все 
навигационные приборы на борту, не могут сориентироваться в такой луже, каковой 
является Балтийское море.
      Юра не выдерживает и просит Карлссона «приструнить» Свенссона, чтобы тот 
придерживался сути дела и не допускал унизительных для чести советского офицера 
насмешек.
      Дуэль — она и есть дуэль.
      Свенссон обиженно поджимает губы и садится на место. Вопросы сыплются на 
Гущина со всех сторон, но он спокойно и уверенно, словно на оперативном разборе 
результатов учений, отвечает на все и не дает сбить себя с толку. В его 
объяснениях присутствует логика, и это не может не злить членов комиссии. Их 
задача — уличить его в том, что лодка сознательно пробралась в шведские шхеры с 
разведывательными целями, имея на борту ядерное оружие. Выход из строя 
навигационных приборов — это, по их мнению, явная симуляция, рассчитанная на 
простачков. А о наличии на борту ядерного оружия и говорить нечего — замеры 
шведских экспертов из ФАО56 однозначно доказывают это.
      Устав допрашивать Гущина, эксперты переключились на капитанлейтенанта 
Василия Беседина, замполита Гущина. Хотя он тоже имел военноморскую подготовку,
 но уклон в ней был сделан всетаки несколько другой. Он, естественно, слабо 
разбирался в навигационных проблемах и при первых же каверзных вопросах стал 
«плавать». Со стороны шведов немедленно посыпались едкие замечания, на лицах 
появились откровенные усмешки. Беседин покраснел, запнулся и обернулся в нашу 
сторону, ища поддержки. Возникла небольшая пауза, и тогда раздался голос 
Просвирнина:
      — Не смотрите в нашу сторону. Отвечайте как умеете.
      Беседин почувствовал себя уверенней и стал рассказывать о том, как 
протекала его вахта и как получилось, что лодка села на мель. В его рассказе 
шведы уловили некоторое расхождение (как мне показалось, несущественное) с 
показаниями командира лодки и попытались воспользоваться им для получения 
доказательств в пользу своей версии событий. Однако и с замполитом у них ничего 
не вышло. Провалились и хитроумные пассы шведов добыть под видом интереса к 
вопросам навигации тактикотехнические подробности оснащения лодки.
      Вообще, если оценивать результаты семичасового опроса в целом, то можно 
было уверенно сказать, что «встреча закончилась вничью». Думаю, что и шведы 
оценили свои успехи аналогично скромно, иначе они вряд ли бы пошли на нарушение 
достигнутого накануне соглашения и сразу после опроса Гущина на «Вэстервике» 
отправились на лодку, чтобы попытаться обнаружить там хоть какуюто «компру» 
против советских моряков.
      Об этой силовой акции мы узнали поздно вечером и доложили о ней в 
посольство, но сделать уже ничего было нельзя. Шведы находились на своей 
территории и были хозяевами положения. Впрочем, на борту лодки им удалось 
только осмотреть вышедшие из строя навигационные приборы и ознакомиться с 
записями в вахтенном журнале, подтверждающими версию о несчастном случае. К 
торпедным отсекам их вообще не подпустили, то есть доказательства присутствия 
на борту ядерного оружия, таким образом, просто повисли в воздухе. Как 
выразился один из шведских контрразведчиков, принимавших участие в досмотре 
лодки, на борту «У137» «была наведена клиническая чистота».
      Когда мы поздним вечером вернулись в «Астон», то буквально валились с ног.
 Посмотрев отчеты о прошедшем дне по телевидению, мы с чувством исполненного 
долга легли спать. Но не тутто было. На следующее утро Перси как ни в чем не 
бывало сообщил, чтобы мы приготовились к повторному выходу в море, поскольку 
шведское командование не удовлетворено результатами опроса капитана и осмотра 
лодки. Только вместо замполита сопровождать Гущина на сей раз должен был 
штурман «У137». Мы ответили, что, вопервых, у нас нет полномочий на повторное 
участие в опросе, а вовторых, таковой достигнутыми в Москве и Стокгольме 
договоренностями предусмотрен не был. Офицер связи возразил, что такая 
договоренность была. Тогда мы попросили время на то, чтобы проконсультироваться 
с посольством.
      — К сожалению, нам некогда ждать. Через десять минут «Вэстервик» отойдет 
от причала судоверфи, и опрос советских офицеров будет осуществлен без вашего 
участия, — холодно ответил Бъерлинг. (Всякий раз, когда он приходил к нам с 
поручением от своего начальства, то неизменно ссылался на дефицит времени.)
      Посовещавшись, мы с Юрой пришли к выводу, что нам лучше будет поехать, 
чем оставлять наших моряков на «растерзание» разгневанным шведам. В посольство 
попытаемся доложиться с борта «Вэстервика».
      Опять садимся в тот же «фольксваген», опять толпы журналистов, знакомые 
ворота судоверфи, причал, силуэт сторожевика… Все происходит по вчерашнему 
сценарию, только сегодня все кажется пошлым фарсом. Только сегодня нас к 
телефону под разными предлогами не допускают: то мы еще не покинули запретный 
район, то занята линия. Вот мы уже на месте, а Гущина со штурманом нет. 
Проходит десять минут, двадцать, но мизансцена не меняется. Те же декорации, те 
же актеры, только играют они сегодня из рук вон плохо.
      Продержав нас на сторожевике около двух часов и так и не дождавшись 
Гущина, командование базы решает всетаки допустить нас к телефону. Сразу 
выясняем, что согласия на повторный опрос советская сторона шведам не давала. 
Заявляем решительный протест Л. Боргу, организатору нашего «увеселительного» 
путешествия, и требуем доставить нас обратно на берег.
      На этом наши морские прогулки закончились.
      …Первый раунд большой игры закончился. Теперь предстояло решать вопрос о