выбрать выгодную позицию для фотографирования у ворот верфи, где мы будем 
вынуждены притормозить или остановиться.
      У трапа нас ожидает капитан «Вэстервика». По морскому и дипломатическому 
обычаю он встречает нас, прикладывая руку к фуражке, представляется и сообщает, 
что через несколько минут сторожевик отдаст концы. Нас провожают в крошечную 
каюту и приносят бутерброды с кофе. Перси кудато исчезает, а к нам у двери 
приставляют часового с карабином и открытым штыком. Это похоже не на 
гостеприимство, а взятие под стражу. Бутерброды застревают у нас в горле. В это 
время раздаются звуки команд, работавший на малых оборотах двигатель взрывается 
мощным ревом, и мы чувствуем, как сторожевик отходит от причала. Сразу 
начинается сильная болтанка, Юра определяет, что мы уходим в южном направлении.
      Появляется Перси, мы заявляем ему решительный протест и требуем убрать 
«почетный караул». Офицер связи исчезает и через минуту приводит с собой 
незнакомого длинного рыжего верзилу в форме старшего лейтенанта (Просвирнин 
сразу узнал в нем офицера из разведотдела штаба обороны Леннарта Борга). Не 
представляясь, подполковник начинает нам объяснять, что, «поскольку мы 
находимся в запретном районе, выходить из каюты господам дипломатам 
запрещается». Тогда мы требуем либо вернуть нас на берег, либо предоставить 
связь с посольством. Шведы предпочитают второе. Нас провожают в рубку к 
капитану, и оттуда мы быстро дозваниваемся до столицы и связываемся с Рымко. 
Советникпосланник обещает обжаловать действия военных в МИД Швеции. Когда мы 
вернулись обратно, часового у каюты уже не было.
      Минут через двадцать катер стал на якорь, спрятавшись за остров, но качка 
продолжалась довольно приличная. Опять потянулись тягостные минуты ожидания. 
Вдруг включили радио, и мы услышали, как диктор, захлебываясь, точно вел 
репортаж с хоккейного матча, на котором «Тре крунур» с разгромным счетом 
выигрывала у сборной СССР, вещал о том, что вертолет с Гущиным уже поднялся в 
воздух и находится в пути. Мы посмотрели на часы — время было начало второго. 
Потом стали передавать, что на море поднялся невероятно сильный шторм и что 
подводную лодку начинает сильно бить о грунт. Стоявшие кольцом вокруг лодки 
катера и суденышки шведов разбросало по всему Гусиному проливу. С борта «У137» 
полетели ракеты с сигналом «SOS». Создавалась драматическая ситуация: лодку без 
промедления нужно было снимать с мели, а ее капитан отсутствует.
      Напряжение достигло наивысшей своей точки. Стиснув зубы, осознавая свою 
беспомощность, мы сидели в четырехметровой каюте и смотрели в пол. (Примерно 
через три часа, когда мы сидели на процедуре опроса капитана подлодки, шведы 
нам сообщили, что лодку успешно сняли с мели и под конвоем отвели в затишье. От 
сердца немного отлегло, мы понимали, что в такую нелегкую погоду могло 
произойти что угодно, однако шведские спасатели остались на высоте.)
      В это время нам сообщили, что Гущин уже на борту «Вэстервика». Через 
несколько минут в каюту к нам шагнул молодой, светловолосый, крепко сбитый, 
среднего роста капитан третьего ранга. Лицо чисто выбрито, а белое кашне, 
отглаженная форма и рыжеватые усы только подчеркивали его задорный нрав и 
боевитость. Мы вскочили на ноги, и Гущин звонким голосом начал было по всей 
форме рапортовать, приставив руку к фуражке:
      — Товарищ капитан первого ранга, докла…
      Мы прервали его на полуслове и бросились на него, чтобы крепко обнять. Он 
смущенно заморгал своими белесоватыми ресницами, ошеломленный такой неуставной 
встречей. Дверь каюты открылась, Перси просунул свою голову внутрь и сказал, 
что в нашем распоряжении всего несколько минут, потому что комиссия уже 
собралась и ждет нас в каюткомпании. Нам удается обменяться несколькими 
словами. Узнаем, что на лодке, все в норме. Сообщаем Анатолию, что лодку уже 
сняли с мели, подбадриваем его перед лицом предстоящей дуэли со шведскими 
навигационными экспертами. Он уверяет нас, что все будет хорошо. Вместе с ним 
прибыл замполит Беседин, который стоял на вахте в ту злосчастную ночь 27 
октября. Юра передает Гущину пару бутылок водки и несколько блоков сигарет. Вот 
что, оказывается, привез с собой в командировку из Стокгольма военный атташе! 
Молодец!
      Бъерлинг проводит нас в каюткомпанию — помещение, посреди которого стоит 
овальный стол, а по его краям — мягкие сиденья. За стол можно только 
протиснуться, и то поочередно. Занимаем с Просвирниным и Бъерлингом места 
«согласно купленным билетам». Во главе стола восседает Карл Андерссон, ему 
ассистирует эксперт по вопросам навигации и специалистподводник капитан 
второго ранга Эмиль Свенссон из военноморского штаба, помогают сотрудники 
разведотдела штаба обороны Рольф Мальм, Эрланд Сеннештед и упомянутый выше Л. 
Борг, переводит переводчик из Стокгольма Пэр Янссон. Мы с Юрой сидим напротив 
Андерссона, а Гущин с Бесединым — по правую руку от нас через Бъерлинга.
      Местное время 14.10.
      Начальник штаба базы делает вступительное слово, говорит о цели комиссии 
и призывает советских офицеров к сотрудничеству со шведскими экспертами «в деле 
выяснения истины о причинах аварии подлодки „У137“. Переводчик переводит 
сказанное на русский язык, двойной повтор сказанного позволяет нам с Юрой почти 
дословно протоколировать ход опроса. Слова звучат обыденные, но на душе 
тревожно. Карл Андерссон с хитрой улыбкой на губах предупреждает присутствующих,
 что на процедуру опроса допущены двое советских дипломатов, однако они лишены 
даже совещательного голоса и не имеют право вмешиваться в прения. А нам во что 
бы то ни стало нужно предотвратить „избиение“ наших подводников.
      Первым задает вопросы Эмиль Свенссон. Начинает он осторожно, издалека, на 
его губах играет хитрая улыбка человека, имеющего в колоде только одни козыри. 
Но, столкнувшись с ровными, спокойными ответами Гущина, он горячится, не