еще ближе и рассмотрел на башне лениво полощущийся белый с синим флаг, на 
котором четко проступала красная звезда. Лодка чутьчуть задрала ржавосерый 
нос кверху, в то время как корма скрывалась под водой.
      «Она села на мель, для такой дуры тут слишком мелко», — догадался 
Стюркман и заглушил мотор. Баркас бесшумно скользил по инерции прямо к башне, 
на которой стояло несколько человек в меховых шапках и капюшонах. Пока Стюркман 
пытался вспомнить, кому мог принадлежать флаг (звезду использовали русские, но 
ведь у них флаги были красного цвета), одна из фигур на башне стала сердито 
кричать и недовольно махать руками над головой. Сомнений не было: фигура хотела,
 чтобы Стюркман убрался от лодки подальше.
      «Наверняка не наша, похожа вроде на польскую», — подумал швед, запустил 
мотор и направил нос баркаса на северозапад к острову Стюрке. Там постоянно 
жил еще один рыбак, и у него была телефонная связь с городом.
      …Когда в штабе береговой охраны раздался звонок и робкий голос сообщил, 
что в нескольких милях от них в запретной зоне находится иностранная подводная 
лодка, то военные не поверили и попросили звонившего хорошенько выспаться или 
похмелиться. Звонивший возразил, что он вполне трезвый, и тогда пограничники 
связались с военноморской базой и доложили о сигнале начальнику штаба К. 
Андерссону.
      Около одиннадцати часов торпедный катер «Незаметный» с К. Андерссоном на 
борту вошел в Гусиный пролив. Начальнику штаба пятьдесят лет, он женат, отец 
троих детей, почти всю свою жизнь связал с Карлскруной и флотом. Это — чернявый 
человек небольшого роста, живого темперамента, осторожный, гибкий, тактичный 
собеседник, любитель пошутить, но при необходимости может быть жестким 
начальником и настойчивым в достижении цели офицером. Коллеги считали его душой 
штаба. С утра до вечера он крутился на базе, и его моторным качествам 
завидовали даже молодые.
      Подойдя поближе, Андерссон попросил сопровождавшего его офицера береговой 
охраны свериться со справочником военноморских судов Варшавского договора.
      — Это советская подлодка класса «Виски», — констатировал тот.
      — Ты не ошибся?
      — Никак нет, господин капитан второго ранга. «Какого хрена делать 
советской лодке в трех милях от моего штаба? — подумал Андерссон. — Уж не хотят 
ли проверить нашу бдительность ушлые штабисты из Стокгольма? Достали 
откуданибудь нашего списанного на лом „Морского льва“ 55, разрисовали его, 
переодели наших ребят в советскую форму и… Нет, тут надо действовать 
осторожно!»
      — Доложи на всякий случай в штаб: советская субмарина «У137» класса 
«Виски».
      — Слушаюсь.
      Никто, конечно, из находящихся на катере не верит в это, но раз флаг на 
башне советский, то и вести себя нужно как с советским военным кораблем. Этому 
правилу следуют моряки всех стран и флотов.
      Приняв сообщение с катера, дежурный офицер базы задает пограничнику 
ехидный вопрос:
      — Ты трезвый?
      — А ты думаешь, что начальник штаба, капитан второго ранга явился на 
службу в нетрезвом состоянии? — находится тот.
      Катер медленно скользит по застывшей тихой глади Гусиного пролива и мягко 
причаливает с левого борта подлодки. Из башни часовой с карабином и трое 
офицеров молча наблюдают, как Андерссон перешагивает через поручни катера и 
заносит ногу на внешнюю палубу лодки. Швед поднимается по металлической 
лестнице башни и лицом к лицу сталкивается с ними.
      Со стороны ситуация выглядела, вероятно, достаточно смешной, если бы она 
не происходила на территории военноморской базы Швеции! Андерссон все еще 
считал себя участником хитроумной оперативной игры, придуманной в штабе ВМФ 
Швеции.
      — Ду ю спик инглиш? — еле узнал он свой неуверенный голос.
      На застывших в напряжении лицах офицеров подлодки ничего не отобразилось. 
Тогда он повторил вопрос, надеясь хоть на какуюто реакцию с их стороны. Ничего 
подобного: русские (или мнимые русские) смотрели на него, как Пятница на 
Робинзона, и продолжали упорно молчать.
      — Шпрехен зи дойч? — сделал он еще одну — последнюю — попытку. Знания 
иностранных языков заканчивались у него на немецком.
      — Яволь! — неожиданно ответил один из русских. — Я немного говорю 
понемецки.
      — Как называется ваше судно? — оживился швед.
      — Подводная лодка «У137».
      «Ишь, заразы, берут меня на понт, как будто мне не известно, что у 
русских в Балтийском море нет лодок „Виски“ с номерами, начинающимися на сто. С 
другой стороны, эти мужики здорово похожи на русских».
      — Кто капитан?
      Говоривший, несмотря на преклонный возраст, вопреки предположениям шведа, 
не был капитаном лодки, потому что пальцем указал на другого, более молодого 
офицера:
      — Капитан третьего ранга Гущин.
      Карл Андерссон полез в карман за блокнотом, чтобы записать полученные 
данные, но, не справившись с русской транскрипцией, передал блокнот 
офицеруподводнику. Тот понемецки же нацарапал название лодки, фамилию и 
звание ее капитана.