|
Стокгольма, на его могиле, как полагается, стоит лютеранский памятник, на
котором высечены его имя и фамилия, годы жизни… С тех пор, как он умер — а это
произошло незадолго до покушения на Пальме, — книги этого писателя выходить
перестали.
Мне, как и многим шведским экспертам, тоже почемуто кажется, что под
псевдонимом Бу Бальдерссона скрывался Улоф Пальме, бесспорный лидер, лидер,
который бы сделал честь любому народу. Я видел его потом много раз по
телевидению, на расстоянии, наблюдал за ним не один год, и думаю, что такие
люди, как он, появятся у шведов, да и вообще на земле, не скоро, если вообще
появятся. Не сомневаюсь, что за убийством Пальме стояли силы, испытывавшие
страх перед его неутомимым реформаторским духом и активным неприятием всякой
социальной несправедливости, где бы она ни имела место46.
…Как бы то ни было, но когда вопрос о командировке в Швецию перешел в
практическую плоскость, виза мне была выдана без всяких задержек. В июне 1977
года на том же Белорусском вокзале я грузил вещи в прямой вагон до Стокгольма,
идущий до Берлина с тем же самым поездом, что и прямой вагон до Копенгагена.
Только копенгагенский вагон направлялся потом на паромную переправу
ВарнемюндеГедсер, а стокгольмский шел через Заснитц на Треллеборг.
По сравнению с Копенгагеном шведская столица показалась мне
провинциальной, холодной и слишком официальной. Вероятно, и сам я был уже не
тот восторженный Калиныч, который первый раз оказался за границей, и все
увиденное воспринимал уже как само собой разумеющееся.
В Копенгагене я наделал много ошибок. Желание добиться «конкретных
результатов» в работе, показать себя с лучшей стороны, обрести свое «я» в
разведке действительно привело к неоправданной расшифровке. Умудренный опытом,
я сделал теперь для себя твердый вывод: на рожон не лезть, потому что шведская
СЭПО была известна своим профессионализмом, а отношение шведов в своей массе
было к нам более прохладным, чем у их южных собратьев.
Вообще же в разведке, как в любом занятии, связанном с риском,
результатов, как правило, добиваются всетаки молодые. Им все по плечу, не
страшны никакие опасности, они не заражены еще перестраховочными настроениями,
а потому при наличии здорового авантюризма они способны свернуть горы.
Вспоминаю, как в начале оперативной карьеры я хладнокровно шел на выполнение
таких рискованных мероприятий, на которые сейчас вряд ли бы решился, а если бы
и решился, то семь раз подумал. Дорогу молодым и энергичным!
На протяжении 7 лет тов. Петров являлся майором, поэтому в его поведении
наблюдаются нотки пессимизма, связанные с продвижением по службе.
Именно потому, что во второй командировке мое восприятие нового уже
несколько притупилось, что во многих отношениях Швеция похожа на Данию, а
основные элементы оперативной деятельности на шведской земле тоже рутинно
повторились, в моей памяти застряло меньше деталей, о которых можно было бы
рассказать современному читателю.
Будь Швеция моей «первой любовью» — и все оказалось бы наоборот!
Мне также кажется, что о Швеции в России знают чуть больше, чем, скажем,
о Дании или Норвегии, не говоря уж об Исландии. Поэтому в своих воспоминаниях
об этом периоде работы в ДЗК с июня 1977 года по март 1982 года я постараюсь на
общеизвестных фактах не останавливаться.
«Вторая любовь» тоже не ржавеет!
Стокгольм с высоты полета гуся Мартина
Народ, создавший Стокгольм, лишь статистикой или муравьями может быть
назван малым.
Илья Эренбург
Стокгольм встретил меня пустыми будничными улицами, хотя в день приезда
было воскресенье. Шведская столица производила впечатление поспешно брошенного
на произвол врага города. По всем внешним признакам можно было сделать вывод,
что люди в нем только что были, но, вероятно, чтобы отравить вновь прибывшему
второму секретарю советского посольства первые впечатления о шведах, они все
сразу снялись с насиженного места и исчезли в неизвестном направлении.
Впрочем, нескольких шведов я всетаки узрел на вокзале и в районе
Фридхемсплана47. Бродили по улицам, словно сонные курицы, представители
зарубежной рабочей силы — турки, пакистанцы, югославы, латиноамериканцы, но они
явно не вписывались в городскую картину, а потому только усугубляли мое первое
впечатление от столицы Швеции.
— Так куда же подевался весь народ? — не вытерпел я, обращаясь к Феликсу
Мейнеру, третьему секретарю посольства и сотруднику консульского отдела,
которому было поручено встретить меня с семьей с поезда.
— Все за городом. Летом шведы все, как один, уезжают из города и проводят
выходные на природе.
— Но не до такой же степени нужно любить природу, чтобы очистить город до
последнего человека!
— Шведы не пропускают хорошей погоды, а сегодня, — с видимым сожалением и
неприкрытой скукой на лице произнес Мейнер, — очень хорошая погода.
Я хорошо понимал чувства, которые владели Мейнером в этот день, и сначала
почувствовал себя несколько виноватым. Кому же захочется проторчать целый день
в душном городе изза того, чтобы встретить на вокзале еще одного
командированного? Но, поразмыслив и вспомнив, что в свое время сам «хлебнул»
подобных радостей достаточно, я не стал излишне терзать совесть: в конце концов,
|
|