нахальные действия, что не в интересах самого проверяющегося. Лучше всего, если 
ты видишь «наружку и делаешь вид, что не замечаешь ее присутствия, а „наружка“ 
делает вид, что так оно и есть на самом деле.
      Пребывание в баре оперработник легендировал перед окружением желанием 
отвлечься от трудовых будней. Обнаружив за собой «НН», он решил не 
отворачиваться и пошел дальше спиной вперед. 
      Вообще же я чувствовал себя спокойней под слежкой Когда ее не было, я 
начинал волноваться: а вдруг я ее не вижу? Ведь стопроцентной уверенности в том,
 что ты «чистый» выходишь на операцию, никогда не может быть. Противник может 
всегда перехитрить тебя на проверочном маршруте и зафиксировать твою встречу с 
агентом или связью. Естественно, такой груз сомнений, присутствующий, я думаю, 
у каждого разведчика с нормальной психикой и совестью, негативно сказывается на 
его нервной системе, создает благоприятные условия для накопления стрессов.
      К концу командировки я настолько «подружился» с «наружкой», что часто 
отвечал на их улыбки, когда нельзя было избежать столкновения с ними лоб в лоб.
      — Извини, старик, мы не специально подставились тебе, — улыбался наружник,
 проезжая или проходя мимо меня.
      — Ничего, я понимаю, — улыбался я ему в ответ. Когда я был отведен от 
работы с подставой ЦРУ (описанный выше Манфред, партнер по покерному клубу), то 
«наружка» стала ходить за мной буквально по пятам: бампер в бампер — на машинах 
и дыхание в затылок — в пешем порядке. Это не всегда приятно, потому что такие 
маргинальные ситуации очень близки к провокациям типа захвата или задержания 
под благовидным предлогом. Откуда тебе знать, что у «них» при этом на уме: 
демонстративная слежка, чтобы поиграть на твоих нервах, или нечто более 
серьезное?
      Дело дошло до того, что «наружники» заходили за мной в сауну, раздевались 
вместе в раздевалке, парились на полке и прыгали следом в бассейн с холодной 
водой. Если в парилке было много народу и места были заняты, сотрудник ПЭТ 
бесцеремонно расталкивал соседей и устраивался на полке рядом со мной. Такой 
«прессинг» продолжался больше месяца, и кончился он лишь тогда, когда по 
окончании срока ДЗК вместе с семьей я сел в поезд, идущий на Москву.
      При выезде за пределы столицы и пользовании гостиницей меня передавали по 
этапу бригадам слежки провинциальных отделений ПЭТ. Они, вероятно, скучали без 
работы, старались оправдать доверие столичных коллег и не отпускали без 
контроля ни на минуту. В мое отсутствие всегда заходили в номер и проверяли 
вещи, не затрудняя себя чрезмерным соблюдением правил конспирации.
      По роду прикрытия я имел обширные связи в других подразделениях полиции 
Копенгагена, в первую очередь с иммиграционным отделом или полицией по делам 
иностранцев, в задачу которой входит наблюдение за иностранцами, паспортный 
контроль на КПП, выдача и продление разрешений на пребывание и работу, 
регулирование эмиграционных квот и выдворение из страны нежелательных или 
незаконно проникших в страну лиц.
      Возглавлял отдел комиссар полиции Кристиан Мадсен — крупный колоритный 
детина с грубыми, словно вырубленными топором, чертами лица, которое украшал 
характерный красный носкартошка и хитрые, с лисьим прищуром, занавешенные 
густыми белесыми бровями мутносерые глаза, — кстати, очень похожий на 
предателя О. Калугина.
      Уроженец острова Фюн — своеобразной колыбели датского консерватизма и 
оплота крупного фермерства, — с типичными манерами сельского мужлана и крепкой 
основательной крестьянской головой, он начал карьеру в полиции в период 
оккупации Дании гитлеровскими войсками и от рядового полицейского вырос до 
начальника крупнейшего подразделения. Цепкость ума, природная сметливость, 
расчетливость и прагматизм, настойчивость и умение рисковать и в то же время 
ладить с начальством позволили ему, несмотря на серьезное пятно в биографии — 
он продолжал работать в полицейском корпусе на потребу немцам и участвовал в 
облавах на участников Сопротивления, — Мадсен сумел удержаться на поверхности и 
после войны и зарекомендовать себя преданным датскому государству полицейским 
чиновником.
      Впрочем, Мадсен был не одинок среди своих коллег — многие из них 
сотрудничали с оккупационными властями, но все они уцелели, потому что 
денацификация Дании практически не коснулась. Послевоенное правительство заняло 
в отношении коллаборационистов и предателей типа Скавениуса42 примиренческую 
позицию и не стало их преследовать, как, например, сделали французы. А чтобы 
пострадавшим не было обидно, оно наградило их солидными пенсиями, особенно тех 
из них, кто отсидел срок в концентрационном лагере. Поэтому чиновничий аппарат 
остался незатронутым перипетиями войны и как ни в чем не бывало продолжал 
обслуживать новый послевоенный режим.
      В отношении Дании Гитлер вообще занял особую позицию. Во имя сохранения 
за рейхом богатой продуктовой базы он пошел на смелый эксперимент, предоставив 
датскому правительству определенную свободу действий. В оккупированной 9 апреля 
1940 года стране долгое время все оставалось на своих местах, и гитлеровские 
наместники не пытались вмешиваться в управление страной, собирая с датчан лишь 
богатые контрибуции в виде сливочного масла и свинины. Коммунистическая партия 
Дании оставалась некоторое время легальной партией и не пряталась в подполье. 
Сформированные из националистически настроенных датских военных батальоны 
отправлялись с песнями на Восточный фронт. Воевали датчане против нас в 
Западной Украине.
      Только когда дела у немцев стали ухудшаться, когда в войну вступил 
Советский Союз и образовалась антигитлеровская коалиция, в Дании стало 
зарождаться сопротивление оккупационным властям, во главе которого в основном