торговым интересам. У некоторых представителей частного бизнеса эти 
беспардонные действия американцев вызывали законный протест, и они с 
удовольствием нарушали запреты и списки КОКОМа, когда для этого возникали 
благоприятные условия. К благоприятным условиям относились наличие у нашей 
стороны денег и соблюдение тайны.
      Все это как нельзя лучше соответствовало духу и букве нашей 
разведывательной инициативы, и научнотехническая разведка — и КГБ и ГРУ — 
достаточно успешно решала задачу по обеспечению страны самой современной 
научнотехнической информацией и ноухау. Только сделки надо было осуществить 
так, чтобы не торчали «советские уши». Для этого подыскивались подставные фирмы 
и лица, организовывали достаточно длинную цепочку трансфертов, переносили 
операцию на другие страны и т. д. Сами наши партнеры помогали провернуть дело 
так, чтобы комар не подточил носа. Если разобраться, то КОКОМ даже благотворно 
повлиял на приток нужной информации в Москву.
      Корейке предлагалась роль финансиста в оплате одной из таких 
полулегальных сделок в пользу Советского Союза. Когда Шаров нарисовал ему в 
общих чертах идею сотрудничества, Корейко понял его с полуслова и принял 
условия безоговорочно. Он сказал, что подобными схемами приходилось 
пользоваться ранее и что он продумает в деталях всю операцию, как только мы 
сообщим ему необходимые исходные для сделки сведения.
      В секретном, но неофициальном соглашении стороны открыто призывают к 
сотрудничеству. 
      Таким образом, встреча прошла в обстановке взаимопонимания и на высоком 
организационном уровне.
      При оплате ужина Корейко выписал чек, положил выписанный официантом счет 
в карман, а служитель чревоугодия благодарно принял чаевые и удалился.
      — Спасибо за приятный вечер, — сказал Корейко, поднимаясь изза стола, 
как будто это не он, а мы только что расплатились за обильную трапезу. — 
Надеюсь скоро от вас получить сигнал. Всего хорошего.
      И он исчез из кабинета, чтобы больше никогда не попадаться на нашем пути. 
Бедный господин Енсен, если бы мы знали, чем все это закончится!
      — Дааа, — с удовлетворением отметил Шаров, плотоядно поглаживая себя по 
животу. — Деньжата у него водятся.
      Он тоже остался довольным встречей, хотя сетовал на то, что с заказанными 
блюдами справиться так и не удалось.
      На следующий день мы обстоятельно доложили обо всем в Москву и через 
несколько дней получили разрешение на проработку целевой сделки в соседней 
стране с участием нашего богатого датского друга. Но в это время непредвиденные 
осложнения, вызванные перипетиями вокруг описанного выше покерного клуба и 
оперативной игры с резидентурой США, заставили нас отложить работу с Енсеном. 
Потом настало время моего отъезда, и все дело подвисло, потому что контакт с 
ним поддерживал я. При отъезде мы договорились, что Шаров попытается связаться 
с ним, но какието обстоятельства не позволили сделать это и ему.
      В Москве я скоро забыл об этом деле — на меня навалились другие 
обязанности и заботы, и мне было не до Дании и датских миллионеров. Спустя 
некоторое время А. Шаров вернулся из командировки, и мы с ним случайно 
встретились в коридоре. Я вспомнил о Корейко и спросил, чем же всетаки 
закончилось наше общее дело.
      — Закончилось оно, Боря, довольно трагически. Наш Корейко погиб.
      — Погиб? Каким образом?
      — Этого мы никогда не узнаем. Он был найден мертвым в своем доме. Ктото 
убрал его с дороги, инсценируя самоубийство.
      — И когда это произошло?
      — Примерно спустя месяц или два после нашей трапезы в «Шератоне».
      — И откуда такие данные?
      — Не беспокойся, данные самые надежные.
      — Похоже, он с кемто был связан и комуто стал мешать.
      — Похоже.
      Мы перевели разговор на другую тему, но, вероятно, у Анатолия, как и у 
меня, возникла в голове мысль о том, что волейневолей толчком к загадочной 
гибели Енсена послужило его обращение в советское посольство40.
      Чтобы закончить тему перебежчиков, хочу привести еще один пример. Он 
будет уже из разряда курьезных.
      Однажды возвращаясь в посольство с обеда, я столкнулся в воротах с 
незнакомыми мне мужчиной и женщиной. Они пытались через переговорное устройство 
договориться о чемто с дежурным посольства, но тот их — да и не только их — 
понимал плохо и «лаялся» с трудом усвоенными фразами «Ху ю?» или «Эмбасси 
клозет». Как только дежурный нажал кнопку замка, иностранцы вместе со мной 
вошли на территорию.
      В вестибюле я их спросил, по какому вопросу они пожаловали в советское 
посольство, и в ответ получил:
      — Мы просим у вас политического убежища.
      Я провел их в специально отведенную комнату и опросил более подробно. 
Затравленно озираясь по сторонам, мужчина поведал мне, что до последнего 
времени работал в БНД41, но изза разногласий с начальством был несправедливо 
уволен без права получения пенсии, в связи с чем решил отомстить службе и 
попытаться начать новую жизнь в СССР или ГДР. В БНД он специализировался по 
странам социалистического блока, неоднократно выезжал с заданиями в ГДР, ЧССР и 
ПНР. Перед бегством из ФРГ он прихватил копии многочисленных материалов БНД и в 
устной форме может сообщить важную оперативную информацию об агентуре БНД в