|
Самых высоких показателей добились за последнее время австралийцы и голландцы:
их фермер может прокормить 60—70 человек. В 1987 году Сельскохозяйственный
совет Дании сообщил, что датский фермер может прокормить 160 человек!
Жизненный достаток породил другие проблемы (как бы у нас выразились
несколько лет тому назад, «болезни роста»). Особое место в подъеме экономики
страны сыграла порнография. В середине 60х годов в датском обществе повеяли
новые (я бы не стал утверждать, свежие) ветры. Скандинавский традиционный
сексуальный комплекс (или, порусски, надрыв на половой почве) неожиданно стал
находить свой выход во вседозволенности. Добропорядочные датчане, словно
сорвавшись с цепи, пустились во все тяжкие — кто в дебаты о свободной любви,
кто в эротику как средство выживания, кто в полигамию и групповой секс. Стали
создаваться браки по любви, но без регистрации, возникли многопарные семьи с
общими детьми, словно грибы выросли порношопы, порностудии, порнокинотеатры.
Большое распространение получили так называемые live show — незатейливое
театрализованное представление, в котором зрителям «в живом виде» показывали
половой акт. Вчерашние секретарши, студентки, фермерши и матери семей стали
сниматься в фильмах, в которых сексуальными партнерами выступали бедные
животные. Была провозглашена полная свобода сексуальным меньшинствам.
Фолькетинг принял на вооружение несколько законов, коренным образом изменивших
устоявшиеся взгляды на семью, эротику, стыд.
По мнению ЛиСяо, в годы «культурной революции» в половом вопросе все
было так зажато, что теперь произошло бурное извержение.
Порнопродукция полным ходом печаталась в лучших типографиях страны и
отгружалась к южным границам. Дальше она распространялась в других странах — в
основном нелегально. Несколько лет датчане доминировали на этом позорном рынке,
пока к ним не поспешили присоединиться шведы, за ними — французы, американцы,
немцы, а потом уже весь Запад сошел с ума, и порнография практически была
легализована во всех странах Европы. Когда Дания доминировала в
порнографической области, то ее совокупный национальный продукт на одну треть
составляла порнография, одну треть — сельскохозяйственные продукты, а одну
треть — все остальное.
Что греха таить, всем советским в Копенгагене было жутко интересно
посмотреть на то, как выглядит порнография в живом виде. И мы ходили на
знаменитую и включенную во все туристические справочники улицу Истедгаде и
смотрели, стараясь соблюдать пристойный вид, чтобы гдето не к месту не
захихикать на русский манер, держать рот закрытым, а глаза — прищуренными.
Скажу честно, это какоето время щекотало нервы, но быстро надоедало. Во
всяком случае, большинство, насытив любопытство, тут же теряло всякий интерес и
относилось к ней без всякого ажиотажа.
Впрочем, мне известно одно исключение: мой бывший коллега Олег Антонович
Гордиевский не утратил интереса к этой области «массовой культуры» к концу
первой, да и, как мне рассказывали, второй командировки в Данию. Мне кажется,
что интерес этот был вряд ли здоровый: в одном и том же нормальном человеке не
могут ужиться влечение к грубому с определенной деликатностью,
интеллигентностью и достаточно высоким культурнообразовательным уровнем.
Думается, в психике этого человека есть какойто изъян, червоточина, возможно
послужившая причиной того поступка, который он потом совершил.
Когда я в начале 1970 года прибыл в страну, в порнографии наметился
упадок, население несколько приустало от картинок с женскими и мужскими
половыми органами, у Дании появились конкуренты, и тогда авангардистская
молодежь нашла новую забаву — наркотики. И опять к дискуссии подключились
политики, считая более полезным для общества легализовать потребление марихуаны,
чем держать ее под запретом30. Почти все наши контакты, особенно среди
радикальной молодежи, приходили на встречи под «парами».
Дело до легализации наркотиков, как в Голландии, однако, не дошло, но и
борьбы с ними практически никакой не велось. На глазах у всей общественности,
полиции и правительства в центре Копенгагена возникла «республика Христиания».
Когда датские военные, за ненадобностью освободили использовавшуюся в качестве
складских и казарменных помещений старую крепостьфорт Христианию, ее тут же
быстренько заняли хиппи, наркоманы, деклассированные элементы, любители острых
ощущений, профессиональные кабинетные революционеры и представители многих
других сексуальных и политических меньшинств. Они установили строгий пропускной
режим на территорию форта (строже, чем он был у военных), создали свое
правительство и ввели там новые «революционные» порядки. Никому из посторонних,
даже близким и родителям сбежавших детей, не разрешалось пересекать границу
вновь созданного минигосударства, зато туда хлынули любители легкой жизни. В
«республике» появились свои магазины, клубы, кинотеатры, кафе и рестораны, где
повсеместно распространялись наркотики и спиртное. Налоговое законодательство в
Христиании не действовало, и это больше всего взбесило власти. Они отключали
подачу в «хипповую республику» — то попеременно, то комплексно — света, воды и
газа, резали телефонные кабели, но «христиане» не сдавались, и «республика»
продолжала жить.
Как всегда, общество раскололось на противников и сторонников «республики
Христиания». Одни говорили, что это гнездо разврата нужно взять штурмом, а ее
обитателей разогнать по тюрьмам; другие утверждали, что «так для общества
лучше» — ведь вся преступность укрылась за стенами форта; третьи видели в
Христиании ростки нового и прогрессивного; четвертые зарабатывали на этом
деньги, потому что о «республике» внутри монархии узнали за границей, и в
стране резко прибавилось количество иностранных туристов.
Из сотрудников посольства на территорию «республики Христиания» удалось
|
|