|
беспорядочно разбросанных вдоль моря двух или трех десятков домиков, постепенно
снижается и сужает панораму наблюдения. Время — начало мая 1991 года, на борту
самолета — десяток советских граждан, прилетевших на долгожданную экскурсию в
НюОлесунд. Потребовалось специальное разрешение губернатора Элдринга, чтобы
нас пустили туда. Губернатор, вероятно, специально выбрал для нашего визита
пасхальные дни, когда все ученые и административный состав поселка улетели на
материк на каникулы — от греха подальше от русских шпионов.
Когда мы садились на вертолетную площадку, море можно было сравнить с
густой свинцовой грозовой тучей, из которой должен был вотвот политься
ливневый дождь. В сочетании с неоттаявшими еще горными вершинами и склонами
Кингсбэй просто поражал своей величавой, воистину королевской дикостью и покоем.
Такого необжитого и жуткого до мурашек места я еще не видел — местность вокруг
Баренцбурга или Лонгйербюена казалась мне обычным курортом.
Но потом изза туч выглянуло солнце, все буквально преобразилось на
глазах, засверкало миллионами солнечных лучиков, отражающихся на чистом снегу,
и мы, оправившись от оцепенения, приступили к осмотру поселка. Нас встретил
оставшийся караулить научный центр старший инженер Норвежского полярного
научноисследовательского института Сверре Норман Тун и сразу повел по научным
лабораториям, кабинетам и отсекам.
Запомнилась лаборатория с аппаратурой, регистрирующая любое колебание
земной коры в любом районе земного шара — как естественное землетрясение, так и
подземные испытания ядерного оружия, а также аппаратная, регистрирующая
загрязнения атмосферы. Чистый шпицбергенский воздух взят за эталон, поэтому все
замеры воздуха в других частях света сравниваются с ним. По словам С.Н. Туна,
наибольшее беспокойство для ученых представляли потоки воздуха из района
Кольского полуострова, содержащие большой процент вредных грязных примесей.
До начала 60х годов в НюОлесунде работали норвежские шахтеры и добывали
там уголь, однако в связи со взрывом, унесшим с собой жизни полутора десятков
людей, шахту закрыли.
Но поселок остался жить.
Вторую жизнь в него вдохнули норвежские ученые и администраторы.
Административные и жилые здания были приспособлены под научные лаборатории.
Шефство над научным центром взял Норвежский полярный институт. Условия работы и
исследуемая среда оказались уникальные, и ученые из Англии, ФРГ, США, Японии и
Франции образовали очередь на право проводить свои опыты и исследования в
НюОлесунде. То, о чем в шутку когдато мечтал великий комбинатор Остап Бендер
— превратить глухую приволжскую деревеньку Васюки в Международный шахматный
центр, — стало явью благодаря норвежскому практицизму и фантазии.
Помимо материальной выгоды — аренда жилого и научного пространства в
НюОлесунде обходится иностранным ученым в копеечку, Полярный институт имеет от
Центра приличный научный «навар», потому что непременным условием для
работающих там иностранцев является их обязательство знакомить с результатами
своих изысканий норвежскую сторону, а вовторых, они должны в обязательном
порядке разрабатывать темы, которые в качестве приоритетных предлагаются все
тем же Полярным институтом.
Но недостатка в желающих, как ни странно, не было.
Во главе научного центра норвежцы «для порядка» поставили отставного
адмирала, и он, как ходили слухи, превратил НюОлесунд в образцовую научную
базу.
А в память о том, что НюОлесунд когдато был шахтерским поселком,
остался небольшой паровоз, который подвозил по местной узкоколейке уголь и
другие грузы к причалу.
Наше внимание привлекают несколько уникальных памятников, наполовину
находящихся под снегом: металлическая конструкция в виде восьми крестов,
установленная в память о погибшей экспедиции Умберто Нобиле, и бюст Р.
Амундсена, которого мы узнаем по характерной голове, возвышающейся над снегом,
словно забытый футбольный мяч на белом поле. Сохранилась высокая мачта, к
которой причаливали воздушные пузыригиганты «Италия» и «Норвегия». Сохранилась
природа и атмосфера опасности, подкарауливающей человека за каждым углом.
…1 мая 1925 года Амундсен вместе с пятью своими земляками стартовал из
НюОлесунда на двух гидросамолетах к Северному полюсу, но потерпел неудачу. Его
считали уже погибшим, когда он спустя месяц целый и невредимый вернулся со
своими товарищами в НюОлесунд. В память об этом радостном событии полярники
тут же соорудили ему и его товарищам памятник. Автором проекта был директор
угольной компании М. Кнутсен. Вот он, этот памятник: серая глыба камня, на
которой высечены шесть фамилий, силуэты двух гидропланов и дата: 21 мая 1925
года.
Ровно через год Р. Амундсен вернулся в НюОлесунд, чтобы повторить
попытку долететь на самолете до Северного полюса, но на сей раз его опережает
американский военный моряк Ричард Эвелин Берд. Американцу сопутствует удача:
вместе со своим товарищем он достигает наконец земной «макушки» и благополучно
возвращается на базу в НюОлесунд. Первым, кто поздравил американца, был
Амундсен.
Пока газеты мира живо обсуждают достижение Берда, неутомимый Амундсен
вместе с Нобиле завершает подготовку к своей воздушной экспедиции. Они
поставили перед собой более заманчивую цель, чем американец Берд: если тот
приземлился на полюсе на своем самолете, то они сделают через полюс
беспосадочный перелет в Америку!
Но уже не на самолете, а на знаменитом дирижабле «Норье» («Норвегия»).
И добиваются своего!
|
|