|
случился переполох. Без всякого предупреждения в порт прибыл огромный —
водоизмещением 80 тысяч тонн — ледокол! Спустя час в консульстве появился его
бравый капитан, чтобы засвидетельствовать нам свое почтение, с одной стороны, и
объяснить причину нежданного визита — с другой.
Оказалось, что Мурманское пароходство, получив самостоятельность, решило
немедленно ею воспользоваться в самых благородных целях — заработать для порта
и его акционеров валюту.
— Ну и что? — спросили мы недоуменно капитана.
— Как — что: у нас ледокол, у вас лед. Мы готовы…
— Позвольте, позвольте. В том, что вы готовы колоть лед, у нас сомнений
нет. А для кого вы хотите его колоть?
— А разве Баренцбургу не нужно?
В ответ мы дружно расхохотались, а капитан укоризненно посмотрел на нас,
принимая, вероятно, за слабоумных.
— Да у нас не то что оплатить ледокол, нам не на что купить… — И директор
рудника стал перечислять, на что у него не хватает средств.
— Вы бы спросили нас по радио, прежде чем заходить, — посоветовал консул
Еремеев.
— А норвежцы? Может, им нужно? — не совсем уверенно спросил капитан
ледокола.
Мы позвонили в контору сюссельмана и поинтересовались, не нужен ли им
ледокол.
— А зачем? — удивился губернатор. — Вопервых, навигация у нас начнется в
мае, и к этому времени лед в заливе вскроется, а вовторых, откуда у вас
появился ледокол?
Мы объяснили откуда, и сюссельман проникся к русскому капитану жалостью,
но помочь делу ничем не мог.
— Ну так что будем делать? — спросил Еремеев затихшего капитана.
— Да ничего. Придется возвращаться домой. А давайте я вас прокачу на
ледоколе. Посмотрите, что это за зверь и как он ходит во льдах.
— С удовольствием.
Мы быстренько собрались и поехали в порт. По льду перешли до середины
залива и с трудом поднялись на высоченный борт ледокола. Тут же прошли в
огромную рубку, и капитан дал команду «вперед». Машины послушно заработали, и
несколько тысяч лошадей стронули огромный утюг с места. Утюг наползал тупым
носом на лед, подминал его всей своей тяжестью под себя, хрустел, проглатывал и
выплевывал мокрую кашу за кормой.
Слов нет. Впечатление было сильное. Мы убедились, что техника работала
отлично.
Только попала она в дурные руки.
Мы прокатились тудасюда по Гренфьорду и пожалели, что ледокола не было в
ту драматическую февральскую ночь, когда он действительно был нужен.
На душе после ухода ледокола было смурно. Если у нас будет такой
капитализм, то хорошего для страны он ничего не принесет.
Я как в воду Ледяного фьорда смотрел!
Синдбадиада
Скользим мы бездны на краю,
В которую стремглав свалимся…
Г. Р. Державин
В наше первое морское самостоятельное путешествие мы отправились
вчетвером: кроме меня (естественно, капитана), наш экипаж состоял из Димы
Балашова (рулевоймоторист), вицеконсула Валеры Каменскова (стрелокнавигатор)
и дежурного комендантаводителя Саши Потехина (матрос). Жены снабдили нас
съестными припасами, а Борис Иванович Синицын — новенькой армейской рацией,
чтобы держать связь с поселком. Естественно, захватили с собой два дробовых
ружья, два карабина с большим запасом амуниции и ракетницу с ракетами на случай
необходимости подать визуальный сигнал с противоположного берега фьорда,
который хорошо просматривался с балкона консульства.
Целью «экспедиции» было дойти до мыса Старостина, а потом через свободную
протоку, соединявшую озеро Линнея с морем, пройти в озеро и наловить как можно
больше гольца для наших жаждущих красной рыбы семейств. По пути туда и обратно
предстояло настрелять диких уток, которые огромными стаями носились над
Гренфьордом, садились на воду и вновь поднимались в воздух, красиво
подставляясь под выстрел.
Море было спокойно, и вовсю светило ослепительное солнце. Температура
воздуха, вероятно, достигла максимума — около плюс 12 градусов по Цельсию, но
на море было достаточно прохладно.
Мотор катера с нескольких попыток завелся, и мы лихо вырулили из портовой
акватории на «простор морской волны». Берег стал медленно удаляться от нас,
предметы и береговые сооружения — постепенно терять свои очертания. Впереди по
курсу у мыса, отделявшего Зеленый фьорд от Ледяного, пенились бурунами волны.
Это была известная скала по имени Крепость. За мысом мы резко
поворачивали на юг, где, собственно, начиналось уже Гренландское море и тонкой
белесой полоской выступала Земля Принца Карла.
Настроение у всех было приподнятое, сравнимое, может быть, с настроением
мальчишек, тайно улизнувших из дома в поисках клада и приключений. Мотор мерно
стучал под толстым кожухом, катер шел со скоростью 40—45 километров в час,
|
|