тоже находился под влиянием охватившего всех настроения.
      Вероятно, мы все присутствовали на последнем приеме в российском 
загранпредставительстве по случаю годовщины революции…
      Время было глубоко за полночь, но никто из гостей не хотел уходить. 
Пришлось сюссельману употребить власть и напомнить гостям о долге вежливости. 
Разгулявшиеся «норги» стали нехотя одеваться, а когда настала минута прощания, 
сердце главного врача лонгйербюенской больницы не выдержало, и он стал опять 
раздеваться. Он поверил шутливой фразе Еремеева о том, что желающие могли 
остаться в консульстве на всю ночь.
      — Я не хочу уезжать домой! Я хочу остаться с моими русскими друзьями! — 
заявил он, чуть не плача.
      Его как ребенка пришлось уговаривать старшему полицейскому Юнссону и 
заботливой супруге.
      Норвежцы пригласили нас на ответный прием, традиционно устраиваемый 
губернатором в предрождественские дни. На этот прием наша делегация приехала с 
подарками, заранее зная, что норвежцы тоже приготовили подарки для нас. Прием 
этот проходил в аналогичной дружеской и непринужденной обстановке, все много 
пели, танцевали и веселились от души.
      Вспомнив новогодние вечера в посольствах в Копенгагене и Стокгольме, я 
придумал несколько юмористических сценокрассказов, перевел их на шведский язык 
и выступил с ними перед норвежцами. Рассказ был выдержан в 
документальнотелеграфном стиле: я пародировал переписку губернатора с Осло по 
вопросам взаимоотношений с русскими на Шпицбергене и сорвал громкие 
аплодисменты. О моем выступлении на приеме узнал убывший уже со Шпицбергена Л. 
Элдринг и попросил меня прислать ему текст в Осло. От норвежцев я после услышал,
 что рассказ был «пущен» им по сотрудникам министерства юстиции и имел успех.
      Вообще в полярной обстановке, вдали от мировой цивилизации, обычные веши 
и события приобретали на Шпицбергене несколько иную, более эмоциональную, что 
ли, окраску. Помнится, вместе с курирующим руководителем Центра, приехавшим в 
командировку на Шпицберген, мы прилетели в поселок Пирамида и пошли знакомиться 
с местными достопримечательностями.
      Заглянув в тепличное хозяйство, мы обнаружили там двух молодых 
американцев, о чемто оживленно беседующих на интернациональном языке жестов с 
хозяйкой теплицы.
      Последняя увидела нас и с радостным лицом бросилась нам навстречу:
      — Как хорошо, Борис Николаевич, что вы появились у нас. Помогите нам 
объясниться с американскими господами.
      Мы с моим спутником подошли к насторожившимся «янки» и представились: 
вицеконсул такойто и ответственный сотрудник МИД СССР такойто. Реакция 
американцев была не совсем обычной. Засмущавшись, они сунули нам свои визитки и 
быстро ретировались в гостиницу. Вероятно, перед поездкой на архипелаг они 
довольно много наслушались о «тотальной системе слежки за иностранцами в 
коммунистической России» и приняли наш визит в Пирамиду на свой счет. Не знаю, 
с какой миссией они оказались в засыпанном снегом советском поселке на 
Шпицбергене, но на их визитках было указано, что они являлись членами 
Географического общества США, филиал в Калифорнии.
      Был я свидетелем еще одного странного визита американцев в Пирамиду: под 
видом туристов прибыли довольно компетентные специалисты в области угледобычи 
из транснациональной компании «Назерн Рисосез лимитед» с филиалами в Пасадене 
(США), Лондоне и Брюсселе. Их всю ночь «развлекал» директор рудника Август 
Петрович Назаренко, чем вызвал серьезные нарекания со стороны своей строгой 
супруги. Но ни одной коммерческой тайны он «янки» так и не выдал. Август 
Петрович, чистой воды украинец, круглый сирота, воспитанный в Сибири в немецкой 
семье, был настоящим стойким большевиком.
      А в Баренцбурге однажды появился сотрудник Информационной конторы США из 
Тромсе некто Джордж М. Уайт и запросился ко мне на прием. Из беседы с ним я так 
и не смог составить мнение о целях его визита на Шпицберген, хотя некоторые 
догадки на этот счет, естественно, были. Достаточно вспомнить, что Тромсе 
находится в непосредственной близости к Мурманской области, и, какую 
информационную контору надо было содержать американцам при наличии посольства в 
Осло и нескольких консульств в других крупных городах страны, догадаться было 
несложно.
      Как видишь, дорогой читатель, я не смогу поведать тебе о крутых шпионских 
делах, о вербовках ценной агентуры среди сотрудников конторы губернатора, о 
добыче сверхсекретных материалов НАТО, о подставах на заимках для звероловов, 
тайниковых операциях в каньонах ледника Ломоносова и тому подобной романтике. В 
этой командировке я во многом уподобился ученому с болееменее широкими 
познавательными интересами и только искал носителей интересующей меня 
информации, чтобы в невинном разговоре «снять» с него недостающий фрагмент и 
вставить его потом в мозаику информационного сообщения в Центр.
      В связи с новыми требованиями информацию с контакта пришлось «снимать» не 
«втемную», а «втрезвую» 70 . 
      Не надрывались мы и над контрразведывательным обслуживанием рудника. 
Новые времена принесли всетаки некоторые положительные изменения, и мы теперь 
не приходили в истерику оттого, что какойто шахтер завел дружбу с норвежцем 
или, на худой случай, попросил политического убежища в Лонгйербюене. В конце 
концов это касалось только самого перебежчика, его рудничного начальства и 
консульства. К КГБ и вопросам безопасности это не имело никакого отношения, 
если, конечно, перебежчик не обладал государственными секретами. Но таких людей 
в Баренцбурге и в Пирамиде не было.