нашему комдиву Матусевичу, учил нас ориентироваться внутри корабля в полной 
тьме. Нащупал я дверцы рундука, а одна из них была с приметиной - выпуклая. И 
сразу понял, где я. Пополз к трапу, ноги побиты, но не переломаны. Когда 
бросило меня на швеллер коечной стойки, то, видно, размозжило бедренные мышцы. 
У трапа глянул вверх и увидел звездное небо. Озадачился: как же так - ложился 
спать на третьей палубе, а оказался на первой? Потом дошло - это пробоина.
Подняться по трапу я не смог. Но, зная расположение смежных помещений, вспомнил,
 что один из люков шахты электростанции открывался в наш 14-й кубрик. Через 
него и выбрался по скоб-трапу наверх. Вот тут нервное напряжение чуток спало, и 
ноги мне начисто отказали. Упал на палубе, бьюсь в иле... Подбежали ко мне наши 
электрики. Они в фок-мачте ночевали, там была выгородка для зарядки 
аккумуляторов, ну, они, чтобы утром на физзарядку из кубрика не бегать, там и 
спали. Поэтому сразу же нашлась простыня, надрали ее на ленты и забинтовали 
ноги. Помогли добраться до 17-го кубрика, где была медсанчасть. Матрос-санитар 
сделал нормальную перевязку, вколол противошоковый укол, дал глотнуть спирту. 
Тут от всех этих процедур вернулся ко мне слух, я почувствовал, что могу стоять 
на своих двоих, а раз объявлена боевая тревога, то место мне не в лазарете, а 
на родном боевом посту - в турбогенераторной 3-й электростанции в корме. По 
боевому расписанию я обеспечивал подачу электроэнергии на приборы управления 
кораблем.
Трансляция не работала. Мы все так и сидели, пока перед самым опрокидыванием в 
наш отсек не заглянул старшина 1-й статьи Миша Батяев, земляк мой почти - из 
Мытищ. Закричал он нашему мичману:
- Эх, дед, войну провоевал, а понять не можешь, что в такой крен кувырнемся к 
едрене-фене! Команда была: "Покинуть корабль!"
Только мы выбрались наверх, как все и посыпалось. Прыгнул я на правый борт, что 
из моря выходил. По счастью, на винты не попал, угодил прямо в воду. А она 
холодная - ноги вконец отказали. Я до флота штангой занимался, руки сильные 
были, поплыл на одних руках. Ну и еще раз мне повезло: какой-то матрос (кто - 
не знаю) стал меня поддерживать на плаву. Устанут руки, он меня за трусы держит.
 Потом я плыву, он на спине отдыхает. Так до берега и добрались.
В госпитале отмыли от ила и мазута (ил даже внутрь часов "Победа" попал), 
выдали халат и кальсоны. Лег в палате. Тут нервы отошли, заныли побитые ноги, 
да так, что света белого не вижу.
А раненых все привозили и привозили. Пришел врач и попросил:
- Товарищи, кто может самостоятельно передвигаться, просьба перейти на плавучий 
госпиталь.
Взял я костыли и побрел вслед за командой ходячих.
Никогда не забуду, как отнеслись к нам севастопольцы - женщины, дети, рабочие 
приходили к нам в палаты, несли яблоки, дыни, виноград. Пионеры притащили из 
магазина целый короб "Беломора".
Потом служил я на крейсере "Куйбышев", но недолго. Комиссовали по ревматизму.
Вот что интересно: и мне, и деду моему по матери - боцманмату Юмакову Никифору 
Антоновичу - довелось служить в одной и той же бухте. Только дед Первую мировую 
прихватил - плавал на подводной лодке "Кит", а мне "Новороссийск" выпал.
Дед читал много. Еще в Севастополе выписал собрание сочинений Дарвина, прочитал 
все тома и стал атеистом. Прожил 83 года. Перед смертью просил, чтоб похоронили 
его в тельняшке. Я свою снял. А бабка сказала, что так нельзя.
Полчаса, отведенные на беседу, истекли, и в кабинет "матроса Полковникова" 
ввалились истомленные ожиданием посетители.
За монастырским оконцем ревело раскаленное Садовое кольцо.
Лейтенантовы вдовы
Этим двум милым, интеллигентным москвичкам, моложавым бабушкам, выпал один и 
тот же жребий - быть вдовами лейтенантов. У той и у другой висят на стенах 
увеличенные фотопортреты вечно молодых мужей. Строгие, серьезные лица 
лейтенантов пятидесятых годов. На офицерских погонах инженерные "молоточки". 
Командир котельной группы инженер-лейтенант Владимир Писарев и командир трюмной 
группы инженер-лейтенант Анатолий Михалюк... Они так никогда и не увидели своих 
детей, хотя оба знали - еще месяц-другой, и они станут отцами. Оба сгинули в 
преисподней перевернутого линкора: один в "трюмах", другой в "котлах".
Есть ли большие трудяги на корабле, чем командиры котельной и трюмной групп?
Кто из офицеров поднимался в кают-компанию из таких глубин линкорова чрева, из 
чудовищных подпалубных лабиринтов, из адовых котельных отделений, где и черти 
бы свалились от рева форсунок и жара распыленного мазута? У кого из офицеров 
столь тяжелый "личный состав"? Тяжелый по характеру, к тому ж не бог весть 
какой грамотешки, изнуренный огненными вахтами, короче, отнюдь не благонравный?.
.
Эти инженер-лейтенанты не унывали, и все у них спорилось...
- Володя, Владимир Евгеньевич, - рассказывает Людмила Борисовна, родом из 
нижегородского села Возьянка. По семейным преданиям, состоял в дальнем родстве 
с писателем Писемским. Поступил в военно-морское инженерное училище в Пушкине, 
потом круто изменил выбор, стал студентом Московского химико-технологического 
института имени Менделеева. И все же флот перетянул. В 54-м получил кортик и 
погоны лейтенанта вкупе с дипломом инженера-паросиловика. Сначала его назначили 
на крейсер "Адмирал Нахимов", а с марта 55-го перевели на линкор "Новороссийск".
 И всего-то полгода довелось ему на нем послужить...
Мы снимали комнату на Садовой улице. Это на самом верху Севастополя. Из нашего 
окна всегда были видны верхушки труб "Новороссийска", и я определяла по ним, 
где муж: нет их - Володя в море, есть - значит, может ненароком и домой 
заглянуть. Он ведь сутками пропадал на корабле. Служба.