были достижения Союза. Только социализм мог их дать. С точки зрения морской: 
освоение Арктики - мечта отца и моя, - флот, поставленный на исключительную 
высоту".
И только в 1937 году потомственный моряк смог снова связать свою судьбу с 
военным флотом: ему предложили принять участие в реконструкции музея РККФ. И 
хотя Ларионов считался обыкновенным совслужащим, он, как и Домерщиков в ЭПРОНе, 
с превеликой радостью облачился в белый китель и беловерхую фуражку, 
сохраненные с незапамятных времен...
Была у него в те сухопутные годы великая отрада - дружба с Новиковым-Прибоем...
Глава шестнадцатая
ПОМЕТКИ НА ПОЛЯХ "ЦУСИМЫ"
Нет такой библиотеки в стране, нет такого моряцкого дома, где бы не стояла на 
книжной полке "Цусима" Новикова-Прибоя.
Это не просто роман, беллетристика... Это литературный памятник русским морякам,
 сложившим головы на Тихом океане. Это хроника небывалой морской трагедии, это 
реквием по Второй Тихоокеанской эскадре, это, наконец, энциклопедия матросской 
жизни.
В лице Новикова-Прибоя безликая, бессловесная матросская масса, какой она 
представала с высоты командирских мостиков, обрела в печати свой зычный голос. 
Заговорили корабельные низы - кубрики, кочегарки, погреба... И мир спустя 
четверть века после Цусимского сражения узнал о нем, может быть, самую главную 
правду.
В 1932 году вышла в свет первая книга романа Новикова-Прибоя "Цусима"*. Она 
сразу же стала событием в молодой советской литературе, и имя автора ее, до той 
поры малоизвестного литератора, матроса-самоучки, зазвучало вместе с именами 
зачинателей пролетарской литературы: Серафимовича, Фурманова, Всеволода 
Вишневского...
"Цусиму" заметили не только в нашей стране, но и за рубежом. Даже обычно 
ядовитые белоэмигрантские морские журналы невольно отметили. "Бесспорная 
ценность этого произведения, - писал в Праге бывший сослуживец баталера 
Новикова по "Орлу" князь Я. Туманов**, - в том, что оно единственное, 
написанное не обитателем офицерской кают-компании, а человеком, проделавшим 
знаменитый поход в командном кубрике и носившим в то время матросскую фуражку с 
ленточкой... Хорошим литературным русским языком автор живо и красочно 
описывает незабываемый поход Второй эскадры от Кронштадта до Цусимы... Книгу 
эту следует прочесть всем морским офицерам. Это человеческий документ, 
написанный искренне и правдиво".
Книги как факелы. Одни еле чадят, другие ярко пылают. Тут все от того, чем 
заправлен этот светоч, - правдой, талантом или гуманизмом... "Цусима" из того 
редкого разряда книг, что не только светят, но и греют. Она, как добрый 
костерок, собирала вокруг себя людей, объединяла их, связывала, роднила... 
Участники похода Второй Тихоокеанской эскадры - а их, уцелевших, насчитывалось 
в тридцатые годы несколько тысяч, - разбросанные по всей бескрайней стране, они 
стали искать друг друга, списываться, съезжаться... Старые моряки как бы 
воспрянули духом. В романе развертывалась ярчайшая панорама матросского 
мужества. Впервые к ним, комендорам, кочегарам, гальванерам, минерам, 
сигнальщикам, машинистам, рулевым злосчастной эскадры, применялось слово 
"герой". И если раньше они стыдились того, что были цусимцами, то с выходом 
"Цусимы" на них стали смотреть иными глазами. Их, седоусых, изрубленных 
осколками японских снарядов, наглотавшихся ядовитых газов шимозы, но стоявших в 
своих рубках, погребах и башнях до последнего выстрела последнего уцелевшего 
орудия, стали приглашать в школы, в цехи, на корабли, в библиотеки, стали 
слушать их рассказы, стали печатать их воспоминания.
Книга Новикова-Прибоя обернулась для них как бы свидетельством о реабилитации. 
Они писали Алексею Силычу благодарственные письма, они приезжали к нему на 
квартиру в Кисловский переулок, чтобы пожать руку, потолковать о пережитом, 
поделиться памятью... Они увидели в своем Силыче нового флагмана и порой 
обращались к нему даже с житейскими просьбами. Жилище писателя в доме по 
Кисловскому переулку превратилось в своего рода штаб-квартиру ветеранов всех 
трех тихоокеанских эскадр.
К этому матросскому костерку потянулись и бывшие офицеры-цусимцы. Не все, 
разумеется, лишь те, с кого жизнь сбила сословный гонор, заставила по-новому 
взглянуть на мир. Первыми откликнулись соплаватели по "Орлу": корабельный 
инженер В.П. Костенко, бывший старший офицер К.Л. Шведе, бывший младший штурман 
лейтенант Ларионов. Много интересного об отряде крейсеров смог рассказать 
Новикову-Прибою и младший артиллерист "Олега" Домерщиков. Все они не раз бывали 
в квартире писателя на Кисловке. Алексей Силыч по-особому дорожил их дружбой. 
Они, бывшие офицеры, как бы приоткрывали ему те двери, в которые баталер 
Новиков не был вхож: двери кают-компаний и флагманских салонов, штурманских и 
боевых рубок. Безусловно, это расширяло панораму романа, делало ее полнее, 
объемнее... Кроме того, они консультировали его как специалисты в области 
морской тактики, артиллерии, навигации, корабельной техники, помогали заметить 
неточности и исправить их.
Я держал в руках томики "Цусимы" самого первого издания. Новиков-Прибой прислал 
их в Ленинград Ларионову, чтобы тот прочитал их строгим глазом. Судя по 
заметкам на полях, чтение было и строгим, и доброжелательным. Почти все 
ларионовские поправки автор учел в последующих изданиях. Потом в предисловии 
Новиков-Прибой напишет: "Я мобилизовал себе на помощь участников Цусимского боя.
 С одним я вел переписку, с другим неоднократно беседовал лично, вспоминая 
давно минувшие переживания и обсуждая каждую мелочь со всех сторон. Таким