Северного флота - ходил под обстрелом немецких батарей в Мотовский залив, 
доставлял воинские грузы защитникам Кольского полуострова.
В феврале 1944 года "Рошаль" вышел за рыбой для действующего флота в Индигу. 
Обычно туда пробивались только ледоколы. Но обстановка вынудила отправить 
старый, вконец изношенный пароход, не имеющий никаких ледовых подкреплений. 
"Рошаль" пробился. За тот рейс его капитан был награжден орденом. А надо было 
бы и флаг парохода украсить орденом...
Я вращаю диск весь день. Телефон - идеальная машина поисков. В блокноте моем 
растет столбец телефонных цифр и фамилий. Бесконечное вычитание номеров из 
номеров, имен из имен, пока наконец не находится искомое: Николай Петрович 
Чикер и семь цифр его ленинградского телефона.
ВИЗИТНАЯ КАРТОЧКА. Контр-адмирал-инженер в отставке Николай Петрович Чикер 
начинал свою службу в довоенном ЭПРОНе. С 1957 по 1972 год возглавлял 
аварийно-спасательную службу Военно-Морского Флота. На его счету десятки 
уникальных операций по подъему затонувших судов и спасению экипажей подводных 
лодок. Лауреат Государственной премии СССР.
Имя Чикера мне было знакомо по службе на Северном флоте. Я изучал подписанные 
им инструкции по аварийно-спасательному делу, я встречал эту фамилию под 
предисловиями к увлекательнейшим книгам о судоподъеме. В моих глазах этот 
человек представал хранителем многих морских тайн, и то, что он лично знал 
Домерщикова, и знал, как выяснилось из предварительного телефонного разговора, 
с самой лучшей стороны, бросало особый свет и на моего героя, и на самого 
адмирала.
Ленинград. Февраль 1986 года
Прямо с Московского вокзала еду к Парку Победы, близ которого жил Николай 
Петрович Чикер.
Массивный человек с седой шевелюрой открыл мне дверь. Кабинет, с моделями 
кораблей, украшенный чеканкой и картинами на морские сюжеты, с "сухим 
аквариумом" из кораллов, являл тихую гавань бывалого моряка. Здесь мы и 
расположились.
Николай Петрович листал свою книгу "Служба особого назначения", выискивая 
фотографию Домерщикова. То был рабочий экземпляр, в который автор от руки 
дописывал всевозможные уточнения и дополнения. Под портретами друзей и 
сослуживцев мелькали скорбные даты: "умер...", "погиб в...", "умер..." Скорбная 
и гордая поминальная книга... Старый адмирал листал не страницы, а годы своей 
жизни.
К сожалению, на групповых снимках Домерщикова не оказалось. Тогда Чикер стал 
рассказывать то, что помнил:
- С Михаилом Михайловичем я познакомился в конце тридцатых годов. Это был 
обаятельный интеллигентный человек с выправкой флотского офицера. Правильная 
речь старого петербуржца, мягкие манеры, высокая морская культура - все это его 
выделяло...
Флагманский штурман ЭПРОНа? Такой должности у нас не было. Домерщикова называли 
так в шутку. Он неизменно присутствовал на разборах судоподъемных операций... 
Седой, вдумчивый... В морской форме без знаков отличия. Работал он в штабе 
ЭПРОНа в качестве консультанта и переводчика. В совершенстве зная английский, а 
также французский и немецкий, он держал руководство ЭПРОНа в курсе всех новинок 
зарубежного судоподъема. Начальник ЭПРОНа, а это был весьма незаурядный, можно 
сказать, легендарный человек - флагман второго ранга Фотий Иванович Крылов, 
очень ценил своего помощника.
Разница в возрасте мешала мне сблизиться с Домерщиковым, но мы, молодые 
корабельные инженеры, с большим уважением относились к этому человеку.
Незадолго перед войной мне пришлось поднимать корабль, на котором Михаил 
Михайлович ходил в Цусиму, - крейсер "Олег". В Гражданскую английские катера 
торпедировали его, и он затонул в районе Толбухина маяка. Затонул неудачно - 
нос его выходил в Морской канал и мешал судоходству. Попробовали поднять 
"Олега" на понтонах, но илистый грунт слишком прочно присосал корабль. Решили 
взорвать крейсер старыми шаровыми минами. Подвели их под наиболее уязвимые 
места корпуса. Взорвали. Пол-Кронштадта осталось без стекол. Но мины лишь 
проделали трубообразные пробоины. Пришлось резать перемычки и поднимать "Олега" 
по частям...
Я спросил Чикера, где размещался до войны штаб ЭПРОНа, и он объяснил, как 
разыскать последнее место службы моего героя.
"Волга" с шашечками на борту с трудом продвигалась по Невскому. Над Ленинградом 
только что отбушевала метель, и посреди проспекта тянулся высокий снеговой 
гребень, сметанный автоуборщиками. В ветровом стекле тускло золотился граненый, 
как клинок кортика, шпиц Адмиралтейства.
Я ехал на набережную Красного Флота (бывшую Английскую). Там у моста, где 
мемориальным камнем помечена историческая стоянка "Авроры", глядит окнами на 
Неву здание не бог весть каких статей. В великолепной шеренге аристократических 
особняков, протянувшейся от Зимнего дворца вдоль Невы, дом № 34 почти 
неприметен: ни колоннад, ни широкогрудых атлантов, ни каменных львов... 
Внимательный прохожий, разглядывая фасад, будет немало озадачен, когда увидит 
среди гипсовых гирлянд и маскаронов, составляющих скромный декор здания, 
штурвалы, якоря и водолазные шлемы, вылепленные по фризу верхнего этажа. Это 
след легендарного ЭПРОНа. В сорок пятом, ремонтируя штабное здание, 
матросы-эпроновцы украсили его на свой вкус.
Бывает так, и геологи это знают, - расколешь иной невзрачный булыжник и ахнешь: 
сердцевина сверкнет вдруг гроздью аметистов. Вот такое же чувство возникло у 
меня, когда я заглянул внутрь дома № 34.