маску и велел химику мичману Черникову замерить состав воздуха.
- Концентрация СО, - доложил ошеломленный химик, - в смертельной дозе!
Высокое давление в горящем седьмом гнало окись углерода в систему ШДА, 
проходившую и через аварийные отсеки. Больше всех надышались ядовитым газом 
старший кок Сергей Головченко, радиометрист Сергеи Краснов и торпедист Алексей 
Грундуль. Их немедленно вынесли на мостик, и доктор принялся за работу.
Глава четвертая
В ЯДОВИТОМ ДЫМУ
Из вахтенного журнала:
"11.34. Увеличивается крен на левый борт. Продут главный балласт.
11.41.Увеличивается крен.
11.43. Крен выравнивается.
11.45. Передано три сигнала аварии. Квитанций (подтверждений о приеме радио. - 
Н.Ч.) нет. Не работает охлаждение дизеля".
Остановили дизель-генератор, последнее сердце атомарины. Быстро переключились 
на питание от аккумуляторной батареи. Однако резкий скачок напряжения вывел из 
строя многие приборы. На табло управления ГЭУ - главной энергетической 
установкой (атомным реактором) - вспыхнули сразу все мнемознаки. Пульт 
испортился. Но и без его показаний было ясно: температура активной зоны падала, 
расхолаживание шло в автоматическом режиме.
"11.58. "Всем, у кого есть связь, выйти на связь с ЦП (команда, переданная 
командиром из центрального поста. - Н.Ч.)! С четвертым отсеком связи нет. Там 
примерно 9 человек".
Теперь самым неотложным делом стало спасать этих девятерых. Что с ними? Живы 
ли? Что там творится в этих задымленных и, может, еще горящих отсеках?
В разведку ходят не только за линию фронта... Идти разведчиками в аварийный 
отсек вызвались командир дивизиона живучести капитан 3-го ранга Вячеслав Юдин 
(впоследствии погиб) и инженер-вычислитель лейтенант Анатолий Третьяков (жив). 
Натянув на лица маски изолирующих противогазов, они влезли в дымное жерло 
межотсечного люка. Лучи аккумуляторных фонарей вязли в густом, клубящемся дыму. 
Шли почти что на ощупь. Шли, как по минному полю. В любую секунду из любого 
угла может хлестнуть крутым паром, огненной струей, электрическим разрядом... В 
герметичной выгородке над реактором они нашли двух живых людей в масках ПДУ. 
Срок действия регенеративных патронов уже истекал, и разведчики подоспели 
вовремя. За руки они вывели реакторщиков из темных дебрей отсека. Это были 
инженер главной двигательной установки лейтенант Андрей Махота (остался жив) и 
техник мичман Михаил Валявин (утонул, тело не найдено).
Провентилировали четвертый отсек и стали готовить к вскрытию пятый. Первым влез 
туда Юдин, за ним - добровольцы из аварийной партии. Здесь были дела похуже. 
Два часа назад по палубе отсека на высоте метра вдруг полыхнуло пламя. 
Загорелась одежда. Моряки тушили друг друга, прислонялись к переборкам, сбивали 
огонь с рукавов, штанин, плеч... Когда их вывели, кожа свисала с обгоревших рук 
лохмотьями. У капитан-лейтенанта Волкова, командира электротехнической группы, 
расплавилась на лице резиновая маска. Он спасся тем, что лег на палубу, зажал 
нос и дышал через оголившийся загубник (увы, через несколько часов он погибнет 
в море). Сильные ожоги получили инженер ГДУ лейтенант Александр Шостак (умер в 
воде), рулевой-сигнальщик матрос Виталий Ткачев (не найден в море), машинист 
трюмной матрос Юрий Козлов (жив), старшина команды мичман Сергей Замогильный 
(умер в воде). Их немедленно отправили наверх, на мостик, где доктор Леонид 
Заяц вместе с начальником политотдела Буркулаковым развернули подобие лазарета.
Но в пятом оставались еще двое: техник-турбинист мичман Сергей Бондарь и его 
подчиненный матрос Владимир Кулапин. Они включились в шланговую дыхательную 
систему и, надышавшись угарного газа, потеряли сознание. Вытащить их оттуда 
взялись командир турбинной группы капитан-лейтенант Сергей Дворов (жив) и 
мичман Михаил Валявин, сам только что спасенный из приборной выгородки 
четвертого отсека. Два безжизненных тела они с большим трудом вынесли из 
машинного лабиринта и на специальных лямках осторожно подняли наверх через 
10-метровую башню всплывающей спасательной камеры. Рассказывает лодочный врач 
старший лейтенант медслужбы Заяц:
- Мы сразу же принялись спасать этих двоих как самых тяжелых. Кулапин не дышал, 
пульс отсутствовал, зрачки расширены. Те же признаки клинической смерти были и 
у Бондаря. Я делал непрямой массаж сердца, а Верезгов вдувал воздух в легкие 
матроса через рот. Буркулаков набирал в шприц адреналин. Я взял длинную иглу и 
сделал укол в сердце. Увы, оно так и не забилось. Вскоре по коже пошли синюшные 
пятна, и я констатировал смерть обоих. Они слишком долго дышали окисью углерода.
 Я спустился в центральный и доложил командиру, что на борту два трупа. Ванин 
велел записать их в вахтенный журнал и приспустить флаг.
Это были первые две жертвы, которые мы видели воочию. В это не хотелось верить. 
Но меня ждали остальные пациенты. Я поднялся на мостик, захватив из амбулатории 
чемоданчик с обезболивающими наркотиками. Волков и Замогильный, у которых 
слезла кожа с обожженных кистей и предплечий, испытывали чудовищную боль, но 
оба твердили, что обойдутся без уколов, просили меня экономить морфин, который 
неизвестно скольким еще понадобится. Никогда не забуду их мужество!
Вахтенный журнал:
"12.25. Получена окончательная квитанция на сигнал аварии.
12.41. Задымленность в 4-м отсеке очень большая.
12.48. В 1-м отсеке обстановка нормальная.
13.00. "Подсчитать всех людей".
13.27. Выведен из 5-го отсека Кулапин. Начался сеанс связи. Нет пульса у 
Кулапина.