слышит!.. Ответьте ударом металлического предмета в корпус!"
Едва я опустил микрофон, как корпус линкора загрохотал от ударов. Насчитали 
ударов шестьдесят. Теперь надо было определить, кто где находится. Я взял схему 
линкоровских помещений и разделил ее карандашом на три части: нос, середину, 
корму. Затем обратился по звукоподводной связи только к тем, кто находился в 
носу. Люди откликнулись, и я пометил на схеме число ударов. Точно так же 
обследовали середину и корму.
Потом я стал называть номера кубриков. Если там кто-то находился, тут же 
откликались стуком... Так довольно быстро мы составили точную схему нахождения 
людей в недрах линкора. Самыми старшими среди них по опыту, годам и званию был 
начальник Техупра флота инженер-капитан 1-го ранга Иванов. Я обратился к нему: 
слышит ли он меня? Иванов ответил стуком из района первого машинного отделения. 
Весь личный состав поста энергетики и живучести перешел именно туда. К 
сожалению, наша связь была односторонней: меня слышали, но ответы на вопросы 
давались только ударами по металлу.
Я спросил: "Как самочувствие? Ответьте по пятибалльной шкале!"
В воздушной подушке они провели уже несколько часов, и воздух там изрядно 
подпортился, и все же - мужественные люди! - из первого машинного простучали 
пять раз. И даже потом, теряя от удушья сознание, они все равно стучали: 
"Самочувствие хорошее".
Несколько человек скопилось в 28-м (кормовом) кубрике. К ним послали водолаза, 
но тот не смог туда пробиться. На его пути трупы погибших стояли стеной. Пошел 
второй и тоже вернулся ни с чем...
Мичман Н.С. Дунько:
- Я эту историю, наверное, точнее знаю. Мне ее водолаз, тот самый, что в кубрик 
проник, старший матрос Попов, в подробностях рассказывал. Да и от Хабибулина 
тоже не раз слышал...
Когда Сербулов дал команду покинуть корабль, Хабибулин, строевой третьей башни, 
прыгнул за борт. Он потом сам удивлялся: "Прыгал в воду, а оказался в 
помещении!"
Из кубрика, куда он попал, воздух выдавливало с такой силой, что руку 
Хабибулина втянуло в узкий и глубокий иллюминатор, проделанный в броне. Никак 
не мог он вытащить руку. Несколько раз накрывало водой, хватал воздуху и снова 
рвался, пока не освободился наконец... Он тут же полез по трапу выше, но линкор 
уже перевернулся, и Хабибулин попал из 28-го кубрика, где он находился, в 31-й, 
расположенный палубой ниже. "Лезу, лезу, рассказывал он, - а на голову мне 
что-то давит. Пощупал - нога. Слышу плач. Матрос молодой, дневальный по кубрику,
 растерялся, верх с низом перепутал, навстречу мне лезет. Я ему: "Молчи, салага,
 давай койки раскатывай, на матрасах спасаться будем!"
В общем, образовалась у них в 31-м кубрике воздушная подушка, но вода медленно 
поднималась. Темно, холодно... Нащупали чемодан, нашли флакон с одеколоном. 
Выпили для согрева. Там же и утюжок обнаружился, он им потом тоже пригодился.
Просидели они так до утра, вдруг слышат из-за борта человеческий голос: "Всем, 
кто нас слышит! Простучите номер кубрика и количество людей в нем".
Простучали они утюжком: "31-й кубрик, два человека". Сначала хотели простучать 
число людей побольше, чтобы скорее спасатели пришли. Но честно отбили - "два".
Теперь о водолазах. Ребята, конечно, рисковые...
Поясню чуть подробнее, что Николай Стефанович имел в виду, когда определил 
работу водолазов одним лишь словом - "рисковая".
Водолазам надо было пробраться не просто в затонувший корабль, а в корабль все 
еще тонущий. Опрокинувшийся линкор медленно, но неостановимо погружался еще 
несколько суток: сначала с поверхности моря исчезло днище, потом толща воды над 
ним все росла и росла. Линкор уходил в сорокаметровый слой донного ила, пока не 
уперся стальными мачтами в твердые материковые глины. Так что водолазам 
приходилось искать дорогу к палубным люкам уже не в воде, а в полужидком месиве 
взбаламученного ила. Им надо было проползать под линкор, затем, волоча за собой 
шланг-сигнал и кабель подводного светильника, пробираться по шахтам сходов, по 
затопленным лабиринтам коридоров, проходов, трапов... При этом каждую секунду в 
стеклах их шлемов могло возникнуть такое, отчего и на берегу сердце застынет: 
человеческое лицо, искаженное муками удушья, обезображенный труп, 
покачивающиеся в потревоженной воде тела погибших матросов... Каждый из 
спасателей рисковал навсегда остаться здесь вместе с ними. Но водолазы упорно 
пробивались к заживо погребенным...
Признаюсь, что дальнейший рассказ Дунько показался мне сплошным нагнетанием 
ужаса: все мы невольно сгущаем краски, когда пытаемся пронять собеседника. Но я 
вспомнил спасательные работы под Новороссийском на пароходе "Адмирал Нахимов", 
вспомнил, как гибли водолазы, проникавшие в его подпалубные тесноты, и дослушал 
мичмана без особых скидок на моряцкую "травлю".
Мичман Н.С. Дунько:
- Единственный путь, которым можно было добраться к Хабибулину и Семиошко, 
проходил через 28-й кубрик, расположенный под верхней палубой. Едва водолаз 
туда пролез, как его встретила стена трупов. Он их раздвигает, а они сдвигаются.
 Он их в стороны, а они снова сходятся, путь закрывают. Где-то на пятом метре 
парень не выдержал.
Пошел второй - и тоже не смог пробиться сквозь тела мертвецов. Третий - москвич,
 старший матрос Попов, - попросил стакан спирта. Пошел. Всех растолкал. Очистил 
вход в кубрик и всплыл в воздушной подушке. Он-то и спас Хабибулина с Семиошко.
Хабибулин потом рассказывал: "Сутки ждем. Никого нет. Уже дышать трудно... 
Воздух портится... Вдруг вода внизу стала светлеть. Пятно от фонаря... Потом 
голова водолаза выныривает. "Живые кто есть?" - спрашивает. "Есть!" - кричим и