- После доклада мы с Ивановым, начальником техупра флота, снова направились в 
пост энергетики. Положение корабля к этому времени уже заметно ухудшилось: крен 
на левый борт приближался к опасной величине. По кораблю передали команду: 
"Личному составу, прибывшему с других кораблей, построиться на юте! Остальным 
быть на своих боевых постах! Левый борт в опасности!" Когда крен корабля 
увеличился до 12 градусов, нарушилась телефонная связь, доклады в пост 
энергетики перестали поступать, а от старших начальников никаких распоряжений 
не было. Иванов приказал мне лично выяснить обстановку.
Я вышел из поста энергетики и спустился в первое машинное отделение. Там 
находился инженер-лейтенант Писарев с матросами. Они укрепляли носовую 
переборку, так как получили доклад, что помещение носовых турбогенераторов 
начинает затапливать. Писарев доложил мне, что у них мало аварийного леса. Я 
велел ему послать людей на правый шкафут, так как видел, что там выгружали 
брусья с какого-то корабля. Вышел из машинного отделения и по поперечному 
коридору направился в 18-й кубрик. Кубрик уже был затоплен примерно на полметра.
.. У носовой переборки матросы под руководством старшины заделывали отверстие 
от монорельса для транспортировки снарядов. Я спросил:
- Откуда топит?
- Через бортовую продольную переборку! - ответил старшина.
- Не может быть!..
Я прошел в кормовую часть кубрика и вначале услышал по звуку, затем и увидел, 
что вода поступает через щели люка из верхнего кубрика. Тогда я понял, что 
верхний - 8-й - кубрик уже затоплен!
В обход - через 17-й и 7-й кубрики - выбежал на верхнюю палубу правого шкафута. 
Крен корабля продолжал расти. У лееров стояли матросы. Двоим из них я велел 
закрыть люк 8-го кубрика, через который лилась вниз вода. Матрос доложил мне, 
что люк уже находится в воде и верхняя палуба левого борта затоплена. Понял, 
что левый борт уже полностью в воде, и быстро направился на ют, чтобы доложить 
об опасном положении корабля. Но успел добежать только до камбуза. 
Опрокидывание застало меня между третьей башней среднего калибра и 
100-миллиметровой зенитной пушкой. Тут все загрохотало, палуба выскользнула 
из-под ног, я получил сильный удар по голове и потерял сознание.
В 4 часа 15 минут линкор перевернулся вверх килем. Уже позже я определил это 
время по своим часам, которые остановились в воде.
Я быстро пришел в себя и стал изо всех сил выгребать вверх, но, ударившись 
головой, с ужасом понял, что где-то под кораблем. Ориентировки никакой, 
абсолютная темнота. Я беспорядочно метался в разные стороны, почти теряя 
надежду выбраться из этой ловушки...
"Мы доплывем!"
Море победило. Оно отняло у людей корабль, но оно не смогло лишить их мужества. 
Они стояли до последнего... Они не бежали с поля боя. Они покидали его вплавь.
В холодной ночной воде, пережив ужас опрокидывания, моряки не превратились в 
обезумевшее стадо. Они плыли к берегу, помогая друг другу. К берегу плыли 
остатки экипажа, а не толпа утопающих. Доплыли не все. Подобрали не всех. То 
были последние жертвы полуночного взрыва...
Вице-адмирал В.А. Пархоменко:
- Я очутился под кораблем на глубине 11-12 метров. Попробовал всплыть - тут же 
ударился о палубу. Ощупал ее и понял, куда надо плыть. Догадка спасла жизнь: я 
выплыл. У поверхности начал уже глотать забортную воду. Но плавал хорошо с 
детства, поэтому без труда освободился от тянувших вниз брюк и кителя. Дальше 
все как во сне... До берега не доплыл. Подошла шлюпка, мне помогли перелезть 
через борт. Я приказал грести к Графской пристани. Как был в мокром исподнем, 
так и направился в штаб. Часовой не узнал, не хотел пускать...
Я еще не мог свыкнуться с мыслью, что все уже кончено. Впрочем, в корпусе 
линкора оставались люди, и надо было действовать. Я снял телефонную трубку...
Старшина команды минеров мичман Н.С. Дунько:
- Самое страшное из того, что я видел в ту ночь, - это как на моих глазах 
вывалилась при крене из своего гнезда 60-тонная противоминная орудийная башня и 
ухнула прямо на баркас с людьми. А там была аварийная партия с крейсера 
"Фрунзе". Погибли все в мгновение ока... Они сели в баркас, когда левый борт 
уже касался воды...
Спасибо Сербулову, помощнику командира, вовремя крикнул:
"Покинуть корабль!" На то, на что не решился адмирал, отважился капитан 2-го 
ранга. Ему многие жизнью обязаны.
А адмирала, кстати, я спас. Плавал-то я - дай бог, чемпион флота как-никак... 
Чувствую, в воде кто-то сзади вцепился в голову. Я и не вижу кто. Кричу только: 
"Голову отпусти, а то потонем!" Он отпустил, за плечи держится. Так к шлюпке и 
подплыли.
Его втаскивают, а я смотрю - мать честная, да ведь это Пархоменко!..
Капитан-лейтенант В.И. Ходов:
- Я прыгнул в воду в сторону крена - солдатиком. Вынырнул, чуть отплыл, и тут 
за моей спиной раздался мощный всплеск - линкор перевернулся. От удара о воду 
пошла воздушная волна.
В воде паники не было. Люди сбивались в группки и плыли на огни берега. Метрах 
в десяти от меня покачивалась фуражка комфлота. Потом увидел, как матросы 
окружили Пархоменко, готовые в любую минуту прийти к нему на помощь. Неподалеку 
плыл вице-адмирал Кулаков. Он крикнул матросам: "Ребята, вы сами держитесь! Мы 
доплывем..."
Баркасы и катера подбирали плывущих. Некоторые матросы кричали: "Нас не надо! 
Мы доплывем! Других спасайте!" На днище, на киле перевернувшегося линкора