Командующий безошибочно установил, что из этих двух направлений главное - 
обояньское, здесь противник ввел в бой шесть танковых дивизий, в том числе все 
четыре 
дивизии СС и две пехотные дивизии. 
Это успокаивало Ватутина, потому что подтверждало правильность прогноза Ставки 
Верховного Главнокомандования и решений, принятых Военным Советом фронта, 
который построил здесь [177] сильные укрепления и сосредоточил главную 
группировку 
Воронежского фронта. 
И все же опасность была очень велика. Войска генерала Чистякова сражались в 
передовых 
траншеях, они сожгли десятки немецких танков, но остановить танковую лавину не 
смогли. Они лишь сдерживали, замедляли ее наступление. 
Теперь Ватутину нужно было установить, какую тактику применит противник и что 
он, 
командующий фронтом, должен в ходе боя противопоставить врагу.
* * * 
Командующий фронтом выехал в дивизии. 
Пикирующие самолеты пролетали над его мчавшейся машиной, кружили над 
расположением соединения генерала Чистякова. Грохотали артиллерийские орудия и 
минометы. По мере приближения Ватутина к сражающимся войскам мимо него все чаще 

стали пролетать с характерным шорохом "болванки" - снаряды, которыми стреляли 
немецкие танки. 
Своей авиацией, артиллерией и танками противник навалился главным образом на 
соединение Чистякова, куда теперь спешил Ватутин. 
И вот перед командующим фронтом открылось поле сражения на Курской дуге. 
Много полей сражений помнил Ватутин, много боев наблюдал он, но то, что было 
здесь, 
отличалось от всего виденного им раньше. 
Занятое войсками фронта поле сражения казалось безлюдным, - таковы все поля 
сражений современной войны: современные боевые порядки войск очень разрежены, 
люди укрыты в траншеях, дотах, блиндажах или просто замаскированы. 
Но на той части поля, которая находилась у противника, были танки, танки и 
танки... 
Ватутин видел их на всем пространстве, которое охватывал бинокль. Между танками 

двигались бронетранспортеры с пехотой, самоходные орудия, бежали цепями и 
группами 
автоматчики. 
Самолеты с воем носились над полем боя. Все на земле грохотало. Разрывы 
снарядов 
поднимали гейзеры земли. 
Ватутин оценивал поле боя в двух планах: таким, каким оно выглядело с его 
наблюдательного пункта, и таким, каким видел поле солдат из окопа, перед 
которым 
близко оказался враг. [178] 
Командующий фронтом насчитал около трехсот танков, более 100 танков на километр 

фронта обороны. Он представил себе, сколько орудий и минометов приходилось на 
километр фронта, сколько авиабомб, снарядов, пуль, осколков вонзается в каждый 
метр 
обороны... 
Он видел, как загорались, дымили, останавливались десятки фашистских танков, 
разваливались бронетранспортеры, падали вражеские автоматчики. Но вперед 
мчались 
все новые и новые танки, подкатывали новые бронетранспортеры с пехотой. 
Темп наступления врага усиливался. 
Эта кажущаяся неотразимость натиска, не прекращавшегося ни на час с самого 
рассвета, и 
была опасна. Ватутин хорошо знал врага, готового идти к победе по трупам своих 
солдат 
хоть на одном танке. Это был метод авантюристов, играющих ва-банк, но метод 
опасный 
для обороны, тем более что у врага было много танков. 
Пристально вглядываясь в поле битвы, Ватутин набрасывал на листке блокнота 
боевой 
порядок противника и делал свои пометки. 
Вот в первом эшелоне, построившись в виде буквы П, медленно идут танки с 
непомерно 
длинными стволами орудий. Иногда они выползают на высоты и, пренебрегая 
обстрелом 
обороняющихся, ненадолго останавливаются, выбирают цели и методично бьют по ним.
 
Это "тигры" и "пантеры". Уничтожая на выбор наиболее опасные цели, гитлеровские 

молодчики ведут себя нагло, вызывающе. Следом за ними ползут "фер-динанды", 
стреляющие чаще всего с места и главным образом по нашей артиллерии. 
Во втором эшелоне, прикрытые "тиграми", мчатся средние танки, а среди них и 
позади