Снова 
клубился туман, сливаясь, с белесой морозной мглой, висевшей над степью, и 
непроницаемая пелена скрывала от командующего фронтом, от артиллерийских 
наблюдателей, от наших летчиков позиции противника. 
Но ждать, пока рассеется туман, это значило поставить под удары авиации и 
артиллерии 
противника плацдарм, насыщенный войсками за последнюю ночь настолько, что 
каждая 
бомба, каждый снаряд удесятерил бы наши потери; а главное, ждать - лишить себя 
возможности атаковать противника внезапно. 
Ватутин отдал приказ начать артиллерийскую подготовку, бить по заранее 
засеченным, 
пристрелянным целям. 
Опять над тихим Доном гремит артиллерия, разрушает укрепления противника, 
уничтожает его живую силу, прижимает гитлеровцев к земле, загоняет их в укрытия.
 
В атаку поднимается советская пехота. 
Полки стрелкового соединения полковника Семенова врываются в первую траншею, 
бросаются ко второй, их поддерживают наши танки. 
И вдруг танки, один за другим, стали оседать на снегу... По ним бьют уцелевшие 
орудия 
противника... 
В глубине тактической обороны оказались минные поля. Их ставил противник летом, 

затем осенью и в третий раз зимой, по первому снегу. Наши саперы сняли верхний 
слой 
мин, а нижние слои, скрытые глубоким снегом, вмерзшие в землю, выдерживая 
пехотинца, взрывались под тяжестью танка. 
Советские минеры героически работали под огнем, но разминирование шло очень 
медленно, противник пришел в себя, [117] начались его контратаки, с 
укрепленного узла у 
села Гадючье била артиллерия. 
Шел час... Другой... Третий... 
Прорыв обороны противника не удавался... 
Короток день 16 декабря, а Ватутин знает, что наступать танкам в темноте, по 
узким 
проходам через минные поля будет еще труднее. Знает он также, что в оперативном 

резерве противника находятся свежие дивизии, за ночь они подойдут, закрепятся в 

траншеях и выбивать их придется с тяжелыми кровопролитными боями. 
В полдень туман стал рассеиваться, и к плацдарму начала прорываться вражеская 
авиация. 
Близился вечер. Успеха все не было. Ватутину приходилось решать: вводить ли в 
бой 
танковые соединения фронта, не добившись прорыва тактической полосы обороны?.. 
Ставка запросила сведения о продвижении и потерях наших войск и потребовала 
решения 
Ватутина. 
В этот трудный момент проявляется решимость Ватутина. Он вводит в бой мощные 
танковые соединения, приказывает им вместе со стрелковыми дивизиями прорвать 
оборону противника. 
Снова поднимаются пехотинцы генерала Кузнецова, руководимые генералами 
Алферовым и Гагеном, на штурм заснеженных высот. 
Экипажи танков, оставив машины, бросаются на помощь саперам, извлекают мины, 
проделывают проходы в минных полях. 
Командиры танковых соединений, генералы Полубояров и Павлов, сами ведут под 
огнем 
через эти проходы головные роты танков. 
Потеряны еще десять танков, но могучий натиск танковых соединений остановить 
невозможно, они прорываются на 700-1 000 метров и оказываются за полосой минных 

полей. 
Тактическая полоса обороны противника прорвана, танкистам открывается 
оперативный 
простор. 
На тыловом рубеже они обрушиваются на оперативные резервы противника. Полки 
Гитлера и бригады чернорубашечников Муссолини не устояли под ударом советских 
танков. 
Танковые соединения были нацелены Ватутиным так, что под их ударами оказались 
одновременно ближние и глубокие тылы врага. Его оборона была подавлена на всю 
глубину. Его дивизии стали откатываться с рубежа Дона там, где их с фронта даже 
не 
атаковывали. Отступающие колонны были сброшены танкистами с дорог, окружены и 
уничтожены нашей пехотой. [118] 
Войска правого крыла фронта под командованием генерала Кузнецова наступали с 
плацдарма на запад, на юг и восток, а им навстречу шли, подсекая противника 
"под 
корень", войска, руководимые генералом Лелюшенко. 
Плацдарм за Доном, имевший к началу наступления два с половиной километра по