артиллерийским наблюдателям и лишала командующего возможности применить 
авиацию. Но зато плохая видимость сковывала и вражескую авиацию. Наша 
артиллерия 
могла все же вести огонь по заранее засеченным целям. 
Героический порыв охватил войска, перешедшие в наступление на всем фронте. Одна 
из 
дивизий поднялась в атаку под звуки марша, который исполнялся духовым оркестром.
 
Артиллерия, пехота, танки генерала Чистякова взламывали оборону противника. 
С величайшим вниманием следил Ватутин за тем, как развертывалось сражение. 
Наконец наступили те решающие часы операции, в которые командующий фронтом 
должен уяснить, прорвана ли тактическая полоса обороны противника, и уловить 
момент 
для ввода танковых соединений в образовавшийся прорыв. 
Этот момент определял весь последующий ход операции. 
Если ввести танковые соединения до того, как будет совершен прорыв, они 
наткнутся на 
еще уцелевшие очаги обороны, на артиллерию, на минные поля, задержатся и, хотя, 

обладая гигантской пробивной силой, прорвутся в оперативную глубину обороны, 
все же 
понесут потери, а это очень болезненно скажется в оперативной глубине. Там наши 

танковые соединения столкнутся с оперативными резервами противника, и особенно 
дорог будет каждый танк. 
Если ждать полной расчистки прорыва, можно упустить время, подоспеют резервы 
противника, заткнут брешь, образовавшуюся в тактической обороне, и вся операция 

потерпит крах. 
В эти острые часы борьбы сведения, как всегда противоречивые, то побуждающие 
немедленно вводить танки в прорыв, то требующие выжидать, поступали к Ватутину. 

А он искал на поле боя, в пределах видимости, еще уцелевшие очаги огневой 
системы 
противника и мысленно проникал в глубину его [106] обороны. Поднимая в своей 
памяти 
карту местности, командующий представлял себе огневую систему врага, плотность 
его 
боевых порядков, расположение его резервов. 
Сопоставляя все это с донесениями, идущими оттуда, из глубины, слушая резкий, 
многоголосый говор боя, он силой своего профессионального воображения 
представлял 
себе, что там творится. 
Всем своим существом ощущал генерал, как назревает кризис боя в тактической 
полосе 
обороны, как 
близится минута, когда надо будет отдать танковым соединениям приказ - 
"Вперед!" 
В такой напряженнейший момент операции талант командующего фронтом, его разум, 
опыт, воля, решительность обеспечивают осуществление директив Ставки. 
Ответственность генерала Ватутина достигала наивысшей степени. 
Наконец генерал уловил решающий момент, когда оборона врага дала трещину, и 
танкисты, нетерпеливо ждавшие приказа "Вперед!", увидели в небе долгожданную 
ракету 
и услышали в радионаушниках призывное слово - "Родина". 
Танки стремительно прошли почти всю тактическую полосу обороны противника и на 
последнем рубеже наткнулись на уцелевшие очаги сопротивления. Головная бригада, 

впервые действовавшая при прорыве, приостановилась. В эти минуты через ее 
боевые 
строи пронесся танк и один устремился на противника. 
Над башней танка возвышалась по пояс фигура командира соединения генерала 
Романенко. Он был без шлема, с непокрытой головой. Генерал бросился в атаку, 
поднявшись под пулями над башней, чтобы его видело все соединение, чтобы 
танкисты 
поняли, как решительно, сметая все на пути, надо действовать при входе в прорыв.
 
Танкисты оросились вперед. Они обогнали танк генерала и стальным валом 
прокатились 
по последнему рубежу обороны противника. 
Это произошло на главном направлении. Скоротечные бои происходили и на других 
направлениях. В полдень соединение генерала Буткова наткнулось на опаснейший 
для 
танков узел обороны, на котором расположились артиллерийские полки противника. 
Обойти узел было невозможно, я генерал Бутков обрушился на противника 
минометным и 
артиллерийским огнем. В течение часа артиллерийские позиции врага были 
раздавлены. 
На высотах у хутора Громки артиллерия противника приостановила движение 
соединения