Это под силу мощному штабу - коллективу образованных, опытных, специально 
подготовленных генералов и офицеров, которые готовят решения командира, 
передают их 
войскам, контролируют исполнение и организуют взаимодействие войск. 
Потому с первого же дня Ватутин поднял значение штаба фронта, определил его 
важнейшую роль в совершающихся событиях, придал его работе большой размах и 
конкретность. 
Штабные командиры увидели образец того, каким должен быть штаб фронта, поняли 
требования Ватутина, а это немедленно передалось штабам войск. 
Сам Ватутин быстро, уверенно, без шума включился в работу так, точно давно 
изучал 
обстановку, давно знал этот штаб. При этом Ватутин не заменял старых работников 

новыми, не винил подчиненных в неудачах, а нашел в самом штабе людей, которые 
хорошо знали войска, нашел тех, кто не терялся при неудачах, а трезво и верно 
оценивал 
обстановку. Такие люди, как всегда, были в штабе. 
Для Ватутина не существовало "второстепенных" служб в штабе. У него не было 
пренебрежения к частным вопросам, не было равнодушия к докладам командиров 
штаба, 
равнодушия, при котором докладывающий не чувствует, не знает, что ищет, чего 
хочет 
начальник. 
Ватутин видел, что работники штаба устали за десять суток напряженной работы 
без сна 
и без отдыха. Они устали, но были готовы продолжать борьбу, веря в победу. 
Каждый 
увидел, что его мнение дорого начальнику штаба, что усилия его не пропадают 
даром, а 
обеспечивают дело победы, и это вдохновляло людей. Этих людей возглавили 
опытнейшие штабные командиры Сухомлин, Деревянко, Киносян. Они объединили 
усилия, сплотили штабной коллектив. 
Ватутина отличала исключительная правдивость. Он требовал в докладах правды, не 

допуская в донесениях ни малейшей неточности, и сам докладывал в Ставку правду 
и 
только правду, какой бы горькой она порой ни была. 
Штабные командиры учились у Ватутина не только организации штабной службы и 
управлению войсками, - они воспринимали [76] его исключительную веру в сады 
Советской Армии, веру в победу над врагом. 
Офицеры штаба или представители армейских штабов, докладывая начальнику штаба 
фронта обстановку, нередко сообщали о тяжелых, критических условиях, в которых 
оказывались наши войска, но никакие донесения, как бы тревожны они ни были, не 
устрашали Ватутина, не колебали устоев, на которых покоилась его вера. Он видел,
 что 
положение действительно грозное, но при этом в нем все сильнее поднималась 
готовность к сопротивлению неудачам, убеждение, что это временные успехи врага, 
что 
мы сильнее его, что его можно бить. Чем коварнее были действия противника, тем 
более 
тонко применял Ватутин военную хитрость; чем сильнее и опаснее были удары 
противника, тем больше изыскивал Ватутин возможностей для контрударов. 
Его уверенность и спокойствие передавались подчиненным, которые уходили от 
своего 
начальника с верой в успех, с ясной целью и конкретными указаниями, какими 
путями 
идти к победе. 
Ватутин приучил свою мысль спокойно работать в бою, умел не суетиться, не 
поддаваться 
панике. 
Иногда на фронте создавалось положение, когда казалось, что нужно молниеносно 
решать, что делать. Непонятно было, как мог в этой нестерпимо опасной 
обстановке даже 
не измениться голос человека. Но за этим спокойствием скрывалась сдержанная, 
собранная в кулак воля. 
И это спокойствие генерала спасало тысячи жизней. 
Ватутин не принимал поспешных, непродуманных, не рассчитанных решений, которые, 

сохранив для высшего штаба десятки минут, могли заставить десятки тысяч солдат 
тратить драгоценные в бою часы и дни на лишние передвижения. 
Ватутин спокойно склонялся над картой, но когда из-под его пера выходил приказ, 
все 
видели, что он точно рассчитан и полон динамической силы, требует от войск 
стремительных действий, предельных усилий в бою. Внешне неторопливая мысль 
рождала план молниеносных ударов. 
Штабные командиры вскоре узнали, что к Ватутину нельзя идти с проектом приказа, 

предусматривающего только пассивную оборону. Ватутин ее не признавал. Несмотря 
на 
превосходство сил противника, несмотря на временные неудачи, Ватутин принимал