ана и посадочная площадка для самолетов, вывозились раненые».
 В апреле— мае в район Дорогобужа была заброшена 23-я воздушно-десантная 
бригада 10-го ВДК — 2319 человек под командованием подполковника А.Г Мильского.
 Эта идиллия продолжалась целый месяц. Командование группы твердо верило, что 
оно не напрасно копит силы и удерживает «плацдарм», что в первых числах июня 
непременно начнется большая наступательная операция Западного фронта. Генерал 
Белов имел информацию, что немцы готовят операцию по очистке своих тылов, к 
которой привлекались 7 дивизий 4-го и 43-го армейских корпусов, и считал этот 
момент исключительно удачным для удара 50-й армии. Однако немцы начали операцию 
«Ганновер» 24 мая, а наступление Западного фронта на Вяземском направлении так 
и не состоялось.
 Между тем противник, применяя танки и авиацию, медленно и методично расчленял 
советские войска на отдельные группы. Наконец 5 июня Белов и Казанкин получили 
разрешение оставить район действий и прорываться к своим. При этом директива 
штаба фронта запрещала брать с собой партизанские части и рекомендовало два 
варианта прорыва: на север, для соединения с главными силами Калининского 
фронта, и на восток, в направлении на Мосалъск, навстречу наступающему 
противнику. То есть Жуков снова предлагал прорываться по кратчайшему пути. 
Однако Белова не устраивали самоубийственные варианты: [125]
 «При прорыве на север нам пришлось бы форсировать Днепр, не имея переправочных 
средств. Кроме того, нам нужно было бы пересечь железную дорогу и автостраду 
Москва-Минск (чего не удалось сделать и при более благоприятных условиях. — Авт.
) , где немцы могли свободно маневрировать своими войсками. Прорыв на восток, к 
50-й армии, исключался потому, что на этом направлении действовали главные силы 
противника».
 Поэтому Белов предложил идти на юго-запад, прорываясь близ Ельни:
 «Противник здесь был сравнительно слабый, а южнее Ельни значительный район 
контролировался 5-м партизанским полком имени Лазо. Пройдя через этот район, мы 
могли пересечь Варшавское шоссе, прорвать линию фронта и соединиться с войсками 
10-й армии близ Кирова. Такое решение давало возможность избежать боев с 
крупными силами гитлеровцев, выйти из вражеского тыла с честью и без больших 
потерь».
 В общем— это та идея, которую Жуков позже приписал себе и даже якобы отстаивал 
ее перед Сталиным.
 Прорыв на юг был назначен в ночь на 9 июня в десяти километрах западнее Ельни 
между деревнями Быки и Титово. В первом эшелоне должны были наступать 4-й ВДК, 
1-я и 2-я гвардейские кавдивизии, во втором — 329-я стрелковая дивизия, 
прикрывающая с тыла обозы с ранеными. Операция прошла удачно. Затем, совершив 
тяжелый марш через заболоченные леса, основные силы группы 15-16 июня 
сосредоточились у Варшавского шоссе. В ночь на 16 июня через шоссе прорвалась 
дивизия Баранова и половина десантного корпуса, а в ночь на 20-е — остальные 
силы. В ночь на 28 июня около 10 тыс. бойцов и командиров вышли в расположение 
10-й советской армии. [126]


* * *

 Ни в одном учебнике по военному искусству не сказано прямо, что 
Ржевско-Вяземская операция провалилась. Нет, она получила ярлычок 
«незавершенной», но имевшей «важное значение»:
 «Советские войска отбросили противника на Западном направлении на 80-250 км, 
завершили освобождение от оккупантов Московской и Тульской областей, освободили 
многие районы Калининской и Смоленской областей. Германские войска не получили 
ожидаемой зимней передышки для подготовки новых операций и понесли значительные 
потери. В ходе операции советское командование приобрело поучительный опыт 
(курсив наш. — Авт. .) ведения крупной наступательной операции с выброской 
воздушных десантов в тыл противника»
 и даже, кто бы мог подумать, — всего два года прошло после войны с Финляндией 
— «приобрели опыт наступления в условиях суровой зимы и бездорожья» (Советская 
военная энциклопедия. Т. 7). Более того, в ходе страстной дискуссии о 
стратегических операциях Великой Отечественной войны, проведя «углубленные 
исследования», наши историки доказали в 1987 году, что под Ржевом и Вязьмой 
советские войска нанесли противнику «тяжелое поражение» (!?), а «фланги группы 
армий „Центр“ были глубоко охвачены нашими войсками».
 За этим пустословием скрывается простой факт, что ни одна из целей операции 
достигнута не была, а «поучительный опыт» пришлось оплатить сотнями тысяч (!!) 
похоронок. Генерал Конев фактически уложил весь Калининский фронт «первого 
состава»: к началу операции в его соединениях насчитывалось 346100 командиров и 
красноармейцев, потери же составили 341 227 человек! Остальные — на счету 
Жукова. Еще 61 тысячу убитыми и ранеными добавили войска Брянского фронта.
 Маршал Рокоссовский назвал эту операцию «наступательной затеей», которая 
«оказалась выгодной только врагу, перешедшему к обороне…»:
 «Непрерывные наступательные бои пожирали людей, как пламя сухую траву… 
Операции остались незавершенными. А раз так, то они не оправдали затраченных на 
них сил и средств. [127] Выталкивая противника, мы только ослабили себя(курсив 
наш. — Авт.) . К тому же оказались в невыгодном положении: растянули линию 
фронта, выписав из нее такие невероятные «вензеля», чем предоставили врагу 
возможность срезать многочисленные выступы (что привело к гибели частей 33-й, 
29-й, а впоследствии и 39-й армий. — Авт.) ».
 Причиной, помешавшей успешно завершить наступление, наши полководцы называют 
нехватку сил и средств. А виноваты в