– Слышали о нашем десанте? Сегодня Керченский полуостров освободили. Передайте 
товарищам. Ну, как ты тут?
 – Ничего, товарищ генерал. Пока без жертв.
 – Наступление немцев на Севастополь сорвалось, – сообщил Остряков. – А КП 
немедленно переведите в землянку. Завтра пришлю специалистов по блиндажам. 
Выбирайте подходящее место и пусть начинают.
 – Спасибо, товарищ генерал.
 Это КП было сделано общими усилиями и явилось также укрытием для личного 
состава. Домик ведь уже был уничтожен немцами.
 – Ночью летать не придется – аэродром закроет туман, – продолжал Остряков. – 
На завтра погоду обещают хорошую, поработаем. Выделите пару сильнейших летчиков,
 лучше Алексеева и Бабаева, для встречи с Большой земли дальнего 
бомбардировщика.
 – Есть, товарищ генерал.
 – Время вылета и прочее вам сообщат с КП Юмашева.
 Утром на большой высоте над морем Константин Алексееев и Борис Бабаев 
встретили ДБ-Зф, обогнули с ним Крымский полуостров почти до Каркинитского 
залива, а оттуда, с вражеского тыла, снизившись, спокойно вышли на цель.
 Бабаев видел сбоку, как от дальнего бомбардировщика снизу отделилась 
«пятисотка» – пятьсоткилограмовая авиабомба. Она нехотя отстала от самолета, 
перевалилась на голову и вскоре пропала из виду. За ней посыпались из раскрытых 
люков «сотки» – стокилограммовые фугасные бомбы. На заснеженной земле 
взметнулся сильный взрыв и еще десяток поменьше, над ними расплылись черные 
пятна дыма.
 Цель ожила. Медленно потянулись снизу огненные трассы от автоматических 
зенитных пушек. Впереди, чуть выше появились белые пушистые шапки – рвались 
крупные зенитные снаряды. Бомбардировщик и истребители начали маневрировать. 
Они торопились поскорее выйти из зоны обстрела, пересечь, пока нет в воздухе 
«мессершмиттов», линию фронта, и выскочить над Бельбекской долиной к своим.
 Осколок угодил в самолет Бабаева. Кабина заполнилась горячим паром перебило 
трубку системы водяного охлаждения. Стекла запотели, ничего не стало видно и 
дышать нечем. Борис откинул назад фонарь кабины, протер перчаткой лобовое 
стекло. Район цели с его сильной противовоздушной защитой остался позади. 
Летчик почувствовал характерный запах перегретого двигателя. «Сейчас заклинит 
мотор», – подумал он обеспокоенно. Прикинув, что запаса высоты хватит, чтобы, 
планируя, дотянуть домой, немного успокоился. Только бы не попались «мессеры». 
Драться с ними без мотора немыслимо.
 Выключено зажигание, мотор заглох. Только ветер свистел за бортом. Дальний 
бомбардировщик и «як» Алексеева удалялись, а он, Бабаев, отставая, терял высоту.
 Алексеев не мог, не имел права бросить прикрываемый им самолет. Бабаев остался 
один со своею бедой. Такова судьба подбитого истребителя сопровождения. К 
несчастью, беда в одиночку не ходит. Самолет загорелся. Потянуло через кабину 
дымом. Пришлось закрыть фонарь.
 Прыгать в тылу врага Бабаев не хотел, а когда перетянул фронта, сначала 
местность была неподходящая, а потом высоты уже не хватало. Самолет горел. 
Нестерпимо жгло руки и лицо, дымилась одежда. С секунды на секунду взорвутся 
бензобаки. Бабаев открыл фонарь, отстегнул ремни. Выпрыгнул из кабины при 
скорости самолета 130 километров в час, сжался в комок. Упал он на ровное 
летное поле. Люди видели, как он, ДЫМЯ, КАТИЛСЯ клубком, потом недвижимо 
распластался. В это время приземлившийся без летчика самолёт взорвался на 
пробеге.
 Бабаев открыл глаза и удивился-он еще жив! Голова его лежит на колене 
медсестры. Сестра держит в руках стаканчик и говорит: «Выпейте». Он покорно 
выпил, жидкость теплом разлилась по телу, запершило в горле. Лекарство 
оказалось чистым спиртом. Кто-то подал прогоревший шлемофон.
 Пока его осматривал в лазарете врач Максимкин, с Херсонеского маяка приехали 
на «эмке» я и Ныч. В тот же день попутным самолетом Бабаева отправили в 
сочинский госпиталь.
 Пятого января в 5-й эскадрилье был большой праздник. Всем младшим специалистам 
присвоили воинские звания на один ранг выше. Пилотам-сержантам – командные 
воинские звания лейтенантов. Механик флагманского самолета сверхсрочник Петр 
Петрович Бурлаков получил воентехника 2 ранга. Лейтенанты Николай
 Шилкин и Михаил Гриб – старшего лейтенанта. Старшие лейтенанты Константин 
Алексеев, Борис Бабаев, Степан Данилко, Владимир Капитунов и я стали капитанами.
 «Были бы сейчас капитанами Женя Ларионов и Семен Минин», вспомнил погибших 
батько Ныч – ему присвоили батальонного комиссара. Звание майора получил бывший 
комэск 5-й эскадрильи Иван Степанович Любимов.
 По этому случаю Остряков приехал вечером с Наумовым – уже подполковником – в 
эскадрилью и поздравил каждого «именинника» лично. Пожал руку и прибежавшему на 
радостях к старым друзьям аэрофоторазведчику Алексею Колесникову – на рукавах 
его сверкали золотом новенькие нашивки лейтенанта. А Любимову – командующий не 
был с ним знаком, но много слышал о нем хорошего от Наумова-и Бабаеву генерал 
послал в Кавказские госпитали поздравительные телеграммы.
 Утром командующий по пути на КП группы заглянул в землянку 5-й эскадрильи, 
попросил собрать летчиков. Когда все пришли, Остряков заговорил негромко, будто 
перед ним был один собеседник:
 – Товарищи, – генерал взглянул на ручные часы. – Сейчас наша артиллерия начнет 
обработку переднего края противника и войска, обороняющие Севастополь, перейдут 
в наступление.
 В землянке стало совсем тихо.