– Командование одиннадцатой немецкой армии, – продолжал генерал, вынуждено 
было снять из-под Севастополя часть своих сил и бросить на Керченский участок, 
чтобы не пустить наш десант дальше в Крым. Вчера наш десант высадился в 
Евпатории. Летчики зашумели.
 – Вчера наш морской десант высадился в Евпатории, – повторил Остряков, не 
повышая голоса, и снова наступила тишина. – Но что там происходит, нам 
неизвестно. С десантом – батальоном морской пехоты под командованием капитана 
второго ранга Буслаева и военкома Бойко – радиосвязь прервана. Высадивший 
десант тральщик «Взрыватель» – командир капитан-лейтенант Трясцин на базу не 
вернулся. Сегодня предполагалось высадить в Евпаторию еще один батальон морской 
пехоты, но необходимо срочно выяснить обстановку. Кто из вас желает вылететь 
сейчас же на разведку?
 – Я, – хором ответили летчики.
 – Разрешите мне, товарищ генерал, – попросил я…
 – Ну, что же, попробуй… Ни пуха тебе, ни пера…
 Облачность стояла сплошная и невысокая, так что в случае опасности всегда 
можно было найти в ней надежное убежище. Я вышел на Евпаторию с моря. Низко 
пронесся над городом. Ни на улицах, ни во дворах не увидел ни одного человека. 
Пролетел над домом, где жил до войны семьей. У театра развернулся и прошел 
вдоль бульвара до мелководного соленого озера, Майнаки, осмотрел аэродром – 
всюду безлюдно. Никого не было и на побережье, у осиротевших санаторных и общих 
пляжей. Решил с моря просмотреть берег, где летом обычно скапливались «дикари», 
и дорогу на Саки.
 Море сильно штормило. Огромные волны беспрерывно накатывались на пологий берег 
Вдали на берегу у старых причалов виднелась сквозь слабую дымку какая-то 
большая темная масса. Вскоре она обрела очертания корабля, выброшенного на мель.
 Он, зарывшись в песок, немного завалился на бок. С правого сверкнул огонь. 
Корабль жил. Он вел огонь по танкам, которые приближались к нему по дороге от 
Саки. Я с ходу атаковал головную машину. Но пули и двадцатимиллиметровые 
пушечные снаряды истребителя для брони танка все равно что брошенная в него 
горсть мелкой гальки.
 Танки, не останавливаясь, били по неподвижному кораблю из пушек, а я ничем не 
мог помочь обреченному, но не сдающемуся экипажу черноморцев. Пролетел совсем 
низко, прочитал на левом борту тральщика надпись: «Взрыватель» и улетел. По 
дороге на Евпаторию двигались немецкие мотомехчасти. Обстрелял одну колонну и 
ушел в море. Надо было срочно возвращаться на базу.
 По результатам разведки командование бросило бомбардировочную и штурмовую 
авиацию на уничтожение войск, подтягиваемых немцами к Евпатории. 2-й батальон 
морской пехоты был уже на эсминцах на траверзе Евпатории.
 Но в этот день севастопольцам очень не повезло. После артиллерийской 
подготовки наши войска перешли в наступление. Немцы срочно перебросили из 
Симферополя свежие резервы, сосредоточили на переднем крае всю мощь своей 
артиллерии и авиации и наступление захлебнулось. Высадить в Евпатории 2-й 
батальон морской пехоты помешал сильный шторм. Бомбардировщики и штурмовики 
нанесли движущимся на подавление десанта частям противника ощутимые потери, но 
удержать их с воздуха невозможно.
 А в Евпатории между тем одновременно с высадкой десанта вспыхнуло восстание. 
Солдаты и офицеры румынского артиллерийского полка береговой обороны с перепугу 
бросили свои позиции и сбежали. Черноморцы и повстанцы быстро справились с 
немецкой охраной и овладели городом. Им нужна была срочная помощь, чтобы они 
могли удержаться.
 Но помощь не пришла: на море разразился сильнейший шторм, и корабли не смогли 
подойти к Евпатории.
 Невозможно было оказать поддержку евпаторийскому десанту и седьмого января. Он 
погиб в неравной борьбе, как и высадивший его экипаж тральщика «Взрыватель».
 Понесла утрату 5-я эскадрилья. Прикрывая бомбардировщики Пе-2 в районе дороги 
Саки-Евпатория, пал в воздушном бою лейтенант Шелякин.
 В госпитале капитан Бабаев залеживаться не стал. Его потянуло в свой полк. 
Пятая эскадрилья встретила капитана так, будто вернулся он с того, света. 
Первым расцеловал его Шилкин. Он по-медвежьи облапил Бабаева, прижал к своей 
богатырской груди так, что тот взмолился.
 – Раздавишь, Коля.
 – Эх Боря, Боря. Знаешь, как я рад, что мы снова вместе. А за косточки свои не 
бойся. Если они целы остались после того прыжка, то ничего с ними до самой 
смерти не случится…
 В десять ноль-ноль в эскадрилью позвонили с КП авиагруппы: в Севастополь идут 
корабли; по наблюдению постов в море ушел немецкий самолет-торпедоносец; надо 
найти его и уничтожить. Батько Ныч хотел было ответить, что лететь некому, все 
на задании. Не пошлешь же на такое дело необстрелянных. Но вовремя спохватился 
и сказал твердо:
 – Сейчас вылетит капитан Бабаев… Борис ушел навстречу кораблям бреющим полетом.
 Техники, мотористы, прилетевшие с Бабаевым, пилоты-новички и Батько Ныч 
вылезли на капониры и наблюдали за его полетом. Самолета противника никто с 
аэродрома не видел. Его заметили, когда он стал отстреливаться от наседавшего 
«яка». Короткая дуэль произошла низко, у самой воды. Торпедоносец ткнулся носом 
в воду и исчез, а Бабаев поднялся выше, покружил над морем и вернулся домой.
 Комиссар расцеловал Бориса, поздравил его с седьмым лично сбитым фашистским 
самолетом: ведь он сравнял свой счет с Константином Алексеевым и разделил с ним 
славу лидеров истребительной авиации Черноморского флота. Вечером ночные полеты 
не намечались. Летчикам разрешили отметить День армии и флота. Чествовали